Смерть Моше, описанная в Торе, вызывает много вопросов. Рассматриваем теологические интерпретации этой проблемы.
Пятикнижие Моисеево заканчивается смертью пророка, давшего имя этой книге. Трудно придумать более достойный финал Торы. Библейские книги нередко заканчиваются смертью главного героя — своего рода эпилогом, завершающим книгу и в то же время намекающим на возможное продолжение.
Однако вместо того, чтобы стать достойным постскриптумом к предсмертным речам Моше, рассказ о смерти великого пророка (Дварим, 34) оставляет у читателей ощущение какой-то недосказанности:
И взошел Моше с равнин Моавитских на гору Нево, на вершину Писги, что против Йерихо, и показал ему Господь всю землю Гилад до Дана. И Негев, и область долины Йерихо, города пальм, до Цоара. И сказал Господь ему: вот земля, о которой Я клялся Аврааму, Ицхаку и Яакову, сказав: “потомству твоему дам ее”. Я дал тебе увидеть ее глазами твоими, но туда не перейдешь. И умер там Моше, раб Божий, в земле Моавитской, по слову Господню. И похоронен он в долине, в земле Моавитской, против Бейт-Пеора, и никто не знает погребения его до сего дня.
Внимательное чтение этого отрывка порождает множество вопросов:
Пропавшая могила
Как могло случиться, что, несмотря на то, что Тора сообщает множество деталей о местоположении могилы Моше, оно осталось неизвестным?
Известно множество древних мест, чье местоположение было забыто — почему Тора сочла необходимым сообщить это именно о могиле Моше?
Как могло случиться, что предполагаемое место захоронения других героев (например, Рахель) было общеизвестным, а местоположение могилы Моше оказалось забытым?
Почему Тора столь решительно утверждает, что мы этого не знаем?
Смерть и погребение
Как могло случиться, что в стихе 1 «взошел Моше с равнин Моавитских на гору Нево, на вершину», а в стихе 6 оказался погребенным «в долине»?
Где именно умер Моше — на вершине, в долине или где-то посередине?
Кто и как перенес его тело к месту последнего упокоения?
Кто похоронил Моше в 6 стихе?
Все эти вопросы становятся вполне понятными, если предположить, что мы имеем дело с неполным текстом. Подобно рассказу о юности и воспитании Моше во 2-й главе книги Шмот, рассказ о смерти Моше полон пропусков, в нем явно отсутствуют некоторые важные детали.
Подобные лакуны в библейском тексте на протяжении веков заполняли мидраши. Тщательно продуманные рассказы мудрецов повествуют, к примеру, о юности Авраама, Моше и других библейских героев, указывая тем самым на многочисленные лакуны в тексте Писания, и подчеркивая, что значительная часть библейских нарративов не вошла в окончательный вариант библейских текстов.
Опираясь на ранние раввинистические тексты, средневековый комментатор рабби Моше бен Нахман (Рамбан, Нахманид) обратил внимание, что ранние библейские события, темы и сюжеты нередко повторяются в более поздних нарративах — с участием других персонажей и в других «декорациях». Это свое наблюдение Рамбан привел в комментарии на Берешит, 12:6 и 12:11:
То, что случилось с отцами — знак для потомков.
Последующие поколения переформулировали этот принцип Рамбана как «деяние отцов — знак для потомков». Эта концепция заняла важное место в еврейской теологии. Сам Нахманид, к примеру, использовал ее в целях теодиции — чтобы объяснить, как и почему потомки страдают за грехи своих предков.
Многие современные исследователи Библии, включая представителей ортодоксальных кругов, активно используют этот принцип в рамках литературного анализа, обращая внимание, каким образом рассказчик адаптирует и использует более ранние тексты. Современные приверженцы критического метода развили эту идею: поскольку поздние библейские сюжеты нередко служат отражением более ранних, эти поздние сюжеты могут быть использованы для реконструкции вычеркнутых и/или утраченных частей ранних текстов.
Поскольку Моше считался величайшим еврейским лидером, из этого следует, что последующие библейские лидеры должны были стремиться представить себя «новыми Моисеями». (Это свойственно и современным политическим лидерам, стремящимся подать себя новым воплощением Кеннеди или Рейгана). Рассказы о жизни этих героев излагали их биографии так, чтобы найти как можно больше параллелей с биографией хрестоматийного лидера, намекая тем самым, что преемник обладает теми же качествами и достоинствами, что и его предшественник.
К примеру, биография Йегошуа, ученика Моше, весьма напоминает жизнеописание его учителя. Подобно Моше, Йегошуа рассек воды, чтобы израильтяне могли пройти, аки посуху (Йегошуа, 3, Шмот, 14); удостоился божественного откровения, когда ему было сказано снять обувь (Йегошуа, 5:13-15, Шмот, 3: 1-6); послал лазутчиков осмотреть землю обетованную (Йегошуа, 2, Бемидбар, 13), и т.д.
Жизнеописание пророка Элиягу так же напоминает биографию Моше. Совершив убийство во имя Господа, пророк бежал от царицы Йезевель, хотевшей его казнить — подобно тому, как Моше бежал от гнева фараона, убив египтянина (Млахим I, 19: 1-3, Шмот, 2: 12-14). В обоих случаях беглец оказывается около куста (Млахим I, 19:4, Шмот, 3:1-2), и странствует по пустыне, пока не приходит к Хореву/Синаю (Млахим I, 19:8, Шмот, 3:1). Там, на горе, оба пророка удостоились божественного откровения. И наконец, подобно Моше, Элиягу рассек воды и перешел, аки посуху:
И взял Эйлиягу плащ свой, и свернул, и ударил воды, и расступились они туда и сюда, и перешли они оба посуху
Млахим II, 2:8
Прежде, чем завершить свой земной путь, Элиягу назначил своего ученика Элишу своим преемником — подобно тому, как Моше назначил преемником Йегошуа (Млахим II, 2:2, Дварим, 34). Более того, судя по географическим сведениям, приведенным в книге Царей, в конце земного пути Элиягу оказался в районе горы Нево — перейдя Иордан, он оказался в Заиорданье, т.е. именно там, где умер Моше.
Однако здесь начинаются различия. Дварим, 34 сообщает о смерти Моше. Согласно же книге Царей, Элиягу был взят (живым!) на небо, куда вознесся на огненной колеснице.
Чудесное, практически беспрецедентное вознесение Элиягу обратило на себя внимание уже в библейские времена — согласно Малахи, Элиягу вернется «перед наступлением дня Господня, великого и страшного» — и породило множество талмудических и более поздних еврейских легенд. Согласно традиции, Элиягу регулярно является в мир, чтобы помочь униженным и оскорбленным, присутствует на обрезаниях, приходит на пасхальный Седер… Все эти сюжеты во многом обязаны своим появлением тому, что, в отличие от других библейских героев, пророк не знает ограничений, связанных со смертью.
Учитывая количество параллелей между жизнеописаниями Моше и Элиягу, я позволю себе предположить, что рассказ о чудесном вознесении Элиягу на небо так же имел свой аналог в биографии Моше. Более того, трудно предположить, что столь величественное окончание земного пути было приписано лишь второстепенному пророку IX века до н.э., но не величайшему законодателю Израиля.
И действительно, некоторые дораввинистические и раввинистические источники явно не согласны с мыслью, что Моше умер. К примеру, в «Завещании Моисея», апокалиптическом апокрифе эпохи 2 Храма (или даже более позднем), описывающем смерть Моше, сказано, что для Йегошуа стало подлинным шоком, когда наставник сообщил ему о своей скорой кончине:
Какое место примет тебя, каков будет памятник могильный, кто осмелится перенести тело твое из одного места в другое?
Ибо у всех, кто умирает в свое время, есть могилы свои на земле, твоя же могила — от восхода солнца до заката, и от юга до севера — весь мир есть могила твоя, господин мой.
Завещание Моисея, 11:3-4
Судя по реакции Йегошуа, он явно полагал смерть Моше совершенно немыслимой. В раввинистическом сочинении (дата составления неизвестна) Мидраш Птират Моше эта же мысль вложена в уста ангелов:
Как только Моше примирился с тем, что умрет, Святой, благословен Он, сказал [ангелам] Михаэлю и Габриэлю: идите и принесите мне душу Моше.
Сказал Габриэль: как мне взять душу того, кто равен шестистам тысячам людей, и оказаться наглецом в его глазах? Затем сказал Он Михаэлю, и Михаэль заплакал. Сказал Он Зангазиэлю, и тот сказал: Владыка мира! Я был его наставником, а он моим учеником — как мне забрать его душу.
Мысль, что Моше может умереть, вновь вызывает изумление и возмущение. Таким образом, можно предположить, что даже если подробности вознесения Моше не попали в текст Торы и со временем были забыты, идея, что Моше мог умереть, для многих евреев оставалась проблематичной. Вариант, что на самом деле он вовсе не умер, сохранился если не в канонических текстах, то, по меньшей мере, в народном сознании.
Если предположить, что Моше не умер, но Бог взял его живым на небо, сразу исчезает большая часть вопросов, касающихся Дварим, 34. Мы понимаем, почему никто не знает местоположение могилы Моше — этой могилы попросту нет. Тот, кто «похоронил» Моше — естественно, сам Всевышний. Стоит отметить, что этот ответ уже предлагали и традиционные, и современные комментаторы (см. напр. Раши на 34:6) — однако теперь мы понимаем, почему никто, кроме Бога, не мог взять на себя эту миссию.
Таким образом, изначальный рассказ о вознесении Моше оставил след в библейских стихах, рассказывающих о его кончине. Однако почему же рассказ о столь величественном конце величайшего лидера в итоге не попал в канонический текст Торы? Чтобы ответить на этот вопрос, мы вновь можем воспользоваться интуицией классических комментаторов. Один из них, рабби Леви бен Гершон (Ралбаг) предложил общеизвестное объяснение, почему Тора так настаивает, что у величайшего из пророков нет земной усыпальницы:
Всевышний, да будет Он возвеличен, решил, что никто не должен знать, где находится место его погребения, ибо иначе грядущие поколение сделали бы [могилу святилищем] и поклонялись ему, как богу.
Как полагал Ралбаг, Тора опасалась обожествления Моше и превращения его могилы в святилище. Если бы Моше не умер, но вознесся живым на небо, подобные опасения были бы куда серьезнее.
В заключении отметим следующее. Авторы Нового Завета, особенно евангелия от Матфея, конструировали биографию Иисуса, взяв за образец жизнь Моше. Это можно считать ранней попыткой апеллировать к евреям, хорошо знавшим Пятикнижие и ожидавшим, что грядущий избавитель Израиля будет подобен тому, кто вывел евреев из Египта.
Одной из кульминаций евангельского повествования является рассказ о Преображении:
По прошествии дней шести, взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна, брата его, и возвел их на гору высокую одних, и преобразился пред ними: и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет. И вот, явились им Моисей и Илия, с Ним беседующие.
От Матфея, 17: 1-3
Этот отрывок предвосхищает рассказ о воскрешении и вознесении Иисуса. Поэтому можно предположить, что перед нами — развитие идеи о трех евреях, которые не умирали, но были живыми взяты на небо.
Если письменная Тора приняла специальные меры предосторожности, чтобы не допустить обожествления Моше, устная традиция о его вознесении сохранялась в национальной памяти даже в эпоху Второго Храма. Учитывая, как менялись взгляды последователей Иисуса, касающиеся божественности их не умершего наставника, опасения Торы, как их объяснял Ралбаг, представляются нам более чем обоснованными.
Иллюстрация: Моисей. Скульптура Микеланджело, между 1513 и 1515 г. Фотография Jörg Bittner Unna, CC BY 3.0/ Wikimdedia