Песни утраты и надежды. Израильская музыка после 7 октября.

После 7 октября израильское общество стремительно мобилизовалось: люди с военным опытом добровольно явились в армейские части, а «на гражданке» расцвели волонтерские проекты самого разного рода. Коснулось ли это музыкантов?

Да. Для музыкальной индустрии нападение ХАМАС, разумеется, стало шоком, как и для всего Израиля — отменилось или отложилось множество проектов, оказалась поставлена на паузу гастрольная жизнь (непосредственно 7 октября 2023 года в Тель-Авиве должен был пройти большой концерт американского певца Бруно Марса — к счастью, артист, по крайней мере, смог оперативно вылететь из страны). Вместо этого израильские музыканты в массовом порядке стали заниматься доступным им видом волонтерской деятельности: в частности, бесплатно выступать перед эвакуированными жителями севера и юга Израиля, давать акустические концерты для раненых в больницах, ездить на военные базы и поддерживать таким образом солдат. Эта активность объединила неисчислимое множество израильских артистов совершенно разного профиля — от поп-мейнстрима до независимой, инди-сцены. Некоторые музыканты оказались непосредственно в боевых войсках — широко известен пример певца и киноактера Идана Амеди, получившего тяжелое ранение в Газе.

Когда тема 7 октября стала проникать непосредственно в творчество артистов? 

У всех по-разному. Некоторые музыканты признавались, что на фоне трагедии столкнулись с writer’s block, «синдромом чистого листа»: непонятно, как облечь в слова эмоции такой силы. У других реакция, наоборот, была почти мгновенной. Первые песни, в которых прямо рефлексируется атака на Израиль, появились уже спустя несколько дней после нападения ХАМАС: например, «Shiv’a be-October» («Седьмое октября») рэпера E-Z. В течение пары недель выступили и некоторые артисты из высшего эшелона израильской популярной музыки — в частности, Ханан бен Ари с композицией «Moledet» («Родина») и Эяль Голан с патриотическим гимном «Am Israel Khai» («Народ Израиля жив»). Чем дальше, тем песен, так или иначе реагирующих на трагедию 7 октября и последовавшие за этим военные действия, становилось больше. Тезис о том, что под знаком рефлексии на эту тему в поп-музыке Израиля прошли не только последние месяцы 2023-го, но и весь 2024 год, не кажется преувеличением. Даже популярные новые релизы, вроде бы не имеющие прямого отношения к делу, в действительности оказываются связаны с переживанием войны: например, Нетта Барзилай, звезда с международной известностью, победительница «Евровидения-2018», выпустила полноформатный альбом песен на иврите, прямым текстом объяснив это тем, что в эти дни хочет петь для израильской публики и черпать силы из родной музыкальной традиции.

Музыка, осмысляющая 7 октября и войну, всегда исполнена на иврите? 

Не всегда, но чаще всего. Та же Нетта Барзилай перешла на иврит именно в песне, прямо реагирующей на трагические события в Израиле: это кавер-версия «Naari Shuva Elai» («Мой мальчик, вернись ко мне») Маргалит Цаанани, записанная для проекта «Ор Ришон» как посвящение взятому в заложники музыканту Йотаму Хаиму. То есть этот импульс впервые возник у нее именно в контексте песни, прямо связанной с 7 октября (изначально, разумеется, песня была не об этом — Цаанани пела ее в 1986 году, однако эмоция композиции, звучащий в ней призыв к возвращению, небезосновательно показался Барзилай созвучным текущей ситуации). И она такая не одна — первую песню на иврите выпустила и, скажем, дрим-поп-группа Lola Marsh, и тоже на тему возвращения заложников домой: «Ad she-Takhzor, Ad she-Tashuvi» («Пока ты не вернёшься»). Другой интересный пример — «COME BACK HOME» Ноги Эрез. Это как раз песня на английском, как и все остальные работы певицы, продолжающей оставаться одним из главных продуктов израильского поп-музыкального экспорта — у Эрез контракт с крупным международным лейблом Atlantic, она разогревает в турне американскую звезду Pink! и т. д. Однако внутрь вставлена моментально опознаваемая «пасхалка» для израильских слушателей, которую скорее всего не заметит заграничная аудитория певицы — семпл из «Kama Tov she-Bata ha-Baita» («Как хорошо, что ты пришёл домой») Арика Айнштейна. 

Тема заложников широко востребована в израильской популярной музыке после 7 октября?

C темой заложников так или иначе связаны многие произведения, вышедшие в Израиле за последний год с небольшим. Подозреваю, если загнать все тексты израильских песен этого периода в компьютерную программу и попросить ее оценить частотность употребления тех или иных слов, то глагол «lakhzor» («возвращаться») в разных его формах будет претендовать на первое место. Помимо «Ad she-Takhzor, Ad she-Tashuvi» группы Lola Marsh, можно вспомнить «Takhzor» («Вернись») Идана Райхеля и Рони Далуми, а также «Kshe-Takzor» («Когда ты вернёшься») Амира Бенаюна (с клипом, снятым в разгромленном кибуце Беэри) — и это лишь те произведения, в которых сюжет о возвращении заложников вынесен прямо в заголовок. В этом же блоке можно выделить композицию «Aba Khatuf» («Папа-заложник») в исполнении Хавы Альберштейн — посвящение отцу, скончавшемуся незадолго до того, как его сын был освобожден из плена. «Озвучиванию» в песнях неоднократно подвергался и слоган «Bring them Home», ассоциирующийся с движением за освобождение заложников — песни с таким (или почти таким) названием есть у Галь де Паз, Диклы и Тамира Гринберга.

Настроение особое. Израильский музыкальный критик Дуди Патимер отметил, что на фоне предыдущих войн, которые вел Израиль, песни чаще всего четко делились на жизнеутверждающие и печальные, поднимающие боевой дух нации и оплакивающие потери. По контрасту, «плейлист» 7 октября, по его мнению, оказывается сложнее по эмоциональной палитре. В многих перечисленных выше песнях боль и надежда как бы сосуществуют параллельно, что, вероятно, связано в том числе с актуальностью темы заложников. Размышление об их судьбе делает невозможным какой-либо однозначный аффект: тревога и страх здесь заведомо сопряжены с нетерпеливым ожиданием их освобождения.

А в остальном — на какие блоки можно разделить песни, сочиненные после 7 октября с точки зрения их содержания и эмоционального фона? 

С одной стороны, есть блок материала, который можно определить как воодушевляюще-патриотический. В него входит, в частности, музыка, записанная и исполненная нынешними или бывшими участниками армейских ансамблей: к примеру, песня «Lo Tenatzkhu Oti» («Вам меня не победить») от Йорама Гаона и действующих музыкантов милитари-бэндов ЦАХАЛа (новое исполнение его же более ранней композиции авторства Наоми Шемер). Или трек «Bait Lehilakhem» («Дом, за который воюем»), совместное сочинение десятка певцов и инструменталистов, включая звезд нынешнего поколения израильской популярной музыки, которые в этом случае неслучайно были подписаны своими воинскими званиями («сержант Агам Бухбут» и т. д.). Сюда же относятся и некоторые чартовые суперхиты — все та же «Am Israel Khai» Эяля Голана или «Giborei Al» («Супергерои») группы Ha-Tikva 6. 

С другой стороны, широко представлен до боли знакомый израильтянам жанр «ширей шхоль» («песни утраты»). Эти сочинения заведомо неоднородны в жанровом отношении — но близки друг другу по эмоциональному вектору. Многие образцы новых «песен утраты» посвящены погибшим на фестивале Nova: например, «Aviv» («Авив») Иври Лидера, «Lean» («Куда») рэпера Vibe Ish или «Rak she-Lo Lir’ot» («Только чтобы не видеть») певицы Ноа Шауат. В фундаменте этих трех произведений — три принципиально разные истории: Лидер оплакивает своего друга, концертного менеджера Авива Барама, Vibe Ish — поклонника, которого он не знал лично (с артистом вышли на связь родственники погибшего юноши), а Ноа Шауат — просто одну из погибших на фестивале девушек, чья история особенно ее взволновала (та не собиралась ехать на Nova, но не хватало денег на подарок брату на свадьбу, и она решила подзаработать, смешивая коктейли в фестивальном баре).

Кроме того, есть большой и несколько бесформенный блок, который, за неимением лучшего определения, можно обозначить как «песни проживания травмы». К нему тоже относятся произведения в разных жанрах и «весовых категориях» (от мейнстрима до андеграунда). Об этом — к примеру, две вышедшие после 7 октября песни Эден Голан: «Hurricane», с которой певица ездила на «Евровидение» (она же, в первой редакции, — «October Rain»), и более поздняя «Older», о детях, которых война заставляет повзрослеть раньше времени. Об этом же — психотерапевтическая композиция «Ze Beseder» («Это нормально») Бенайи Бараби, записанная в рамках воркшопа с выжившими на фестивале Nova (со строчкой «Это нормально — чувствовать себя ненормально»). Двигаясь в сторону от звезд высшей лиги, мы встретимся с треком «Ad she-Yipol ha-Yareakh» («Пока не упадёт луна») Ширы Маргалит, смущенно признающейся, что устала слушать новости и песни про войну. Или с целым альбомом «Levavot Barzel» Омер Москович («Железные сердца» — очевидная отсылка к официальному названию израильской военной операции «Железные мечи», «Kharavot Barzel») и особенно с композицией «Akhila Rigshit» («Нервное переедание»): сбивчивым монологом человека, глубоко травмированного и фрустрированного безумной реальностью, данной нам в ощущениях.

Во всех этих примерах — песни, заметно отличающиеся друг от друга по стилю и звучанию. Справедливо ли говорить, что между тематикой песен и их саундом нет никакой корреляции? 

Не совсем. С одной стороны, на фоне трагедии вопросы музыкального стиля действительно часто отходят на второй план. С другой стороны, симптоматично, что самые воинственные композиции, вышедшие в Израиле после 7 октября, относятся к стилю «рэп» (или, точнее говоря, «хип-хоп» — рэпом чаще называют не музыкальный стиль в целом, а принятую в нем речитативную технику). В этом есть своя логика: рэп как культурный феномен восходит к афроамериканской уличной поэзии, в которой во все времена можно было менее тщательно подбирать слова. И хотя современный хип-хоп (в том числе израильский) далеко ушел от этого прототипа, он, тем не менее, сохраняет некоторые его родовые черты. Упоминавшаяся выше песня «Shiv’a be-October» рэпера E-Z, одна из первых, вышедших в свет после 7 октября, — яркий пример воинственного подхода: в ней есть строчки против антиизраильского движения BDS (Boycott, Divestment & Sanctions) и телеканала «Аль-Джазира», а также прямая критика идеи ЦАХАЛа как «самой моральной армии в мире».

В ту же степь — композиция «Helem Krav» («Боевая контузия») певца Статика, написанная от лица израильского военного; в ней, что редкость для поп-музыки из Израиля, есть в том числе однозначный портрет врага (от террористов, которые «хотят [новый] Холокост» до ребенка, с ненавистью смотрящего на солдата, который дал ему глоток воды). Но самый нашумевший образец творчества такого типа — это «Harbu Darbu» дуэта Nes & Stila, мстительная песня в регистре продолжительного боевого клича, в которой через запятую перечисляются враги Израиля (Насралла, Мохаммед Дейф, Исмаил Хания — а также сочувствующие им западные селебрити вроде певицы Дуа Липы и порноактрисы Мии Халифы), а в ключевом рефрене звучит арабская поговорка, приблизительно соответствующая русской пословице «собаке — собачья смерть». Это абсолютно прямолинейное, плакатное искусство, призванное работать как красная тряпка: заводить одних и приводить в ужас других. Так оно и вышло: композиция приобрела популярность в Израиле, но одновременно вызвала международный скандал, ее авторам в числе прочего отказали в американской визе.

Наряду с песнями о заложниках и о войне есть ли произведения, осмысляющие состояние израильского общества на фоне трагических событий и задумывающиеся о будущем? 

Есть. После 7 октября в условиях вышеупомянутой мобилизации общества доминирующей стала идея единства, воплощенная, в частности, в лозунге «yakhad nenatzeakh» («вместе победим»). Именно она — в центре таких композиций, как уже упоминавшаяся «Moledet» Ханана бен Ари или «Bedamaikh Khai» («Кровью твоей живи») Шломи Шабата; в последней прямым текстом говорится о том, что бывают времена, когда у всех оказывается общая судьба. Возможно, самое последовательное воплощение этого сюжета мы обнаруживаем в хите «Giborei Al» Ha-Tikva 6, где перечисляются люди принципиально разных социальных слоев и «мирных» профессий, которые в трудную для страны минуту становятся «супергероями» и идут служить в армию.

Мысль об общности по-своему выражена и у Йонатана Битона в композиции «Ten» («Дай»); под бодрый микс регги и хип-хопа, напоминающий творчество американского еврейского певца и композитора Матисьяху, Битон поет о том, что пора «выйти из рабства [как тысячи лет назад из Египта] и прийти к единству». Еще один яркий образец в этом блоке — «Eyze Dafuk» («Какой идиот») Juno Vine (Йонатана Вайнрайха), где музыкант приходит к выводу, что мы все в одной лодке, невзирая на политические взгляды, отношение к религии и прочие частности, и восклицает в собственный адрес: «Какой идиот! [что не понимал этого раньше]».

Впрочем, даже о единении можно говорить и петь по-другому — например, певица Саломе записала пронзительную композицию «Shuv Oto Khalil» («Снова та же флейта») о траурных церемониях, которые и сегодня выглядят так же, как выглядели в ее детстве. В финале обыграна омонимия ивритских слов «гроб» и «ковчег» (ארון): Саломе поет о том, что мы вспоминаем о Завете, только стоя перед ковчегом (но в контексте похоронной темы песни получается — об общности, стоя перед гробом). А легендарный израильский поэт Янкеле Ротблит, ветеран еще Шестидневной войны, возродил вместе с группой The Backyard (Ha-Khatzer Ha-Akhorit) свою композицию «Aym Neda Lehivaled Shuv Me-Hadash» («Сможем ли мы возродиться заново»); по его мнению, вынесенный в заголовок вопрос, сможем ли мы возродиться заново, именно сейчас актуален как никогда. 

Появились ли уже в израильской музыке песни, написанные непосредственными участниками боевых действий? 

Да. Одно из самых значительных произведений такого рода — это композиция «Od Yom Be-Aza» («Ещё один день в Газе») Ноама Цуриэли, артиста, призванного из резерва 7 октября и несколько месяцев проведшего в боях в секторе Газы. Фактически это поэтический пересказ опыта артиста на войне — от повседневных казарменных разговоров до непосредственного участия в сражениях. И главное — это одновременно бытописание и рефлексия: не просто боевой дневник, но и каталог мыслей и чувств, возникающих у автора в связи с происходящим (присущая хип-хопу талантливая игра слов тоже имеется — например, словосочетание «7 октября» выводится из призыва «послушай»: «takshiv-shiv-shiv-shiv’a be-oktober»).

Здесь же можно упомянуть артиста, известного просто как «М» или «Мистарев М» (מסתערב מ). Он стал популярным после того, как в соцсетях разлетелось видео: молодой человек красиво поет под гитару на военной базе, его лицо спрятано под маской-балаклавой («мистаравим», то есть сотрудники спецподразделений Армии обороны Израиля, как бы «притворяющиеся» арабами, не могут показывать лица, поскольку в их боевые задачи входит внедрение во враждебную среду). У «М» уже есть контракт с лейблом, он выпустил несколько профессионально записанных и сведенных треков.

Наконец, уже в первых числах 2025 года свой «военный альбом» «Superman» («Супермен») издал оправившийся после тяжелого ранения Идан Амеди. Это запись, можно сказать, подводящая промежуточный итог развития израильской популярной музыки военного времени: в ней есть и осмысление военного опыта (а затем — опыта реабилитации), но есть и социальная рефлексия, а также духовный поиск; боль, как и было сказано, здесь идет бок о бок с надеждой, а горечь и скорбь — с юмором и оптимизмом.

К вопросу о юморе — израильские песни никогда не были его лишены. Наверное, в военное время он неуместен? 

Понятно, что никто в здравом уме не будет шутить на тему тяжелейшей за полвека трагедии, постигшей Израиль. Но это совсем не значит, что ситуация, в которой оказалась страна, может быть описана исключительно в мрачных тонах. В конце концов, одним из главных хитов военного времени неслучайно стала композиция «Latzet Mi-Dikaon» («Выйти из депрессии») Ягеля Ошри, написанная еще до 7 октября, но приобретшая новый смысл на фоне тяжелой реальности.

Примечательная запись, изданная уже в ходе войны, — компиляция песен израильских инди-артистов под названием «Ruakh Ba mi-Darom» («Ветер приходит с юга»). В его основе — как раз идея собрать под одной вывеской композиции, авторы которых не отворачиваются от действительности, но находят в себе силы описывать ее в позитивном ключе. Это пестрая коллекция, в которой нашлось место и нескольким образцам типичного израильского юмора — такова, например, песня «Ani ve-At» («Я и ты», автор и исполнитель — Гиль Бар Хадас), лирический герой которой по уши влюбляется в соседку, которую встречает в бомбоубежище (среди прочего, звучит строчка «жду не дождусь очередной воздушной тревоги»). 

Выше говорилось о песнях, созданных участниками боевых действий. А как насчет гражданских, пострадавших в ходе нападения 7 октября? 

Возможно, самый тяжелый, но обязательный к прослушиванию образец творчества такого рода — это песня «Noam’s Song 2» («Песня Ноама-2»), которую записали Маор Ашкенази и Ноам Коэн. Коэн — это как раз человек, чудом выживший на фестивале, и композиция документирует его историю в абсолютно леденящих душу подробностях: что он слышал, видел, чувствовал и как спасся. Это не военный опыт от первого лица, но это опыт выжившего в крупнейшей террористической атаке в истории страны от первого лица, и еще неизвестно, что страшнее.

К сожалению, многие другие талантливые люди не пережили тот день. Среди них — Анер Шапиро, человек, о котором читала вся страна: именно он выбрасывал из укрытия гранаты, которые швыряли туда террористы, пока одна из них все-таки не взорвалась в его руках. Позже выяснилось, что Шапиро был музыкантом, его демо-записи посмертно довели до ума и выпустили в профессиональном качестве — продюсером выступил Шеанан Стрит из группы Ha-Dag Nahash. Получился мини-альбом «Mavo Le-Anarchism» («Введение в анархизм»), в котором, к слову, есть и песня, посвященная рефлексии на тему состояния израильского общества: «Sin’at Akhim» («Братская ненависть»).

Этот пример — не единственный. Одна из самых пронзительных музыкальных новинок последнего года — это композиция «Or» («Свет»), которую Рами Кляйнштейн исполнил вместе с детьми из кибуца Эйн-а-Бсор. Текст песни сочинила одна из живших в кибуце девочек, а музыку — Шломи Матиас, погибший 7 октября, заслоняя от террористов собственного 16-летнего сына, учитель музыки. Кроме того, существенное количество музыкальных произведений, вышедших в Израиле в конце 2023-го и 2024 году, так или иначе используют тексты, сочиненные теми, кто отдал жизнь в «черную субботу» или позже. Такова, например, композиция «Dvarim she-Katavti» («Слова, которые я написал») известной группы Ethnix — Зеев Нехама положил на музыку дневники сержанта, погибшего в бою в Газе. В свою очередь, Йогев Глусман написал песню «Ata Kulam» («Ты — все») на текст Алона Шамриза, одного из заложников, трагически погибшего в декабре 2023 года от пуль солдат ЦАХАЛ в результате ошибочной идентификации (как и упоминавшийся выше Йотам Хаим). А Адир Гец «озвучил» переписку убитого резервиста с девушкой в композиции «Ha-Sikha ha-Akhrona» («Последний разговор»).

А русскоязычные израильские артисты отзываются на 7 октября и на войну? 

Да. Рынок русскоязычной популярной музыки в Израиле невелик, и мейнстримных каналов дистрибуции эти произведения достигают редко — тем не менее, они существуют. Среди них — например, «Как вы там?» Беллы Риасс или «Господь, храни детей» Александра Котлера. Обе композиции исполнены в проникновенной, местами даже надрывной манере: это обнаженная, взволнованная фиксация переживаний, охватывающих авторов на фоне тяжелейшего конфликта, воспринимаемого как угроза самому существованию страны.

Есть ли старые песни, которые заново обрели популярность на фоне трагедии 7 октября? 

К сожалению, в Израиле никогда не было недостатка в песнях, так или иначе связанных с тяжелым опытом войны — и некоторые из них заново актуализируются по печальным поводам. К примеру, Шай Хамбер записала кавер-версию композиции «Ha-Khita Tzomahat Shuv» («Пшеница вновь колосится»), в оригинале исполнявшуюся Хавой Альберштейн и посвященную памяти жителей кибуца Бейт-а-Шита, погибших во время войны Судного дня. А Марина Максимилиан спела под фортепиано «Shuv (Hazarta Pit’om)» («Ты внезапно вернулся») Шмулика Крауса: эмоция, звучащая в заголовке этого произведения, очевидным образом, рифмуется с темой заложников.

В текст некоторых старых песен внесли изменения сообразно текущей реальности: скажем, Таль Сондак дописал оптимистичный куплет к композиции «Goral Ekhad» («Одна судьба») Офры Хазы и исполнил ее с филармоническим оркестром. А Леа Шабат провернула похожую операцию с собственной песней «Tamid Yekhaku Lekha» («Всегда будут ждать тебя»).

Разумеется, актуальным во все времена остается творчество Арика Айнштейна. Узи Навон (настоящее имя — Йонатан Левин) записал целый альбом кавер-версий песен Айнштейна, в котором выделяется та же самая «Kama Tov she-Bata ha-Baita» («Как хорошо, что ты пришёл домой»), упоминавшаяся выше в контексте творчества Ноги Эрез. А Берри Сахаров выпустил новую версию песни «Ulay Tzarikh Latet la-Ze Ktzat Zman» («Возможно, следует дать этому ещё время») — в сегодняшней ситуации посыл композиции звучит чрезвычайно злободневно: жизнь все еще не вернулась к своему привычному ходу, раны пока не затянулись, возможно, стоит еще немного подождать.

Певицу Рони Альтер трагедия 7 октября застала в Париже — она поняла, что ее состояние (вокруг время идет себе как прежде, а у нее — остановилось) хорошо схватывает песня «Bikur Moledet» («Посещение Родины») Давида Брозы и Йонатана Гефена. А Нета Вайнер и Самира Сарайя, музыканты мультикультурной группы System Ali, обратились к «Ma Shlomekh Akhot» («Как дела, сестра») Наоми Шемер. В их прочтении это становится песней о межнациональной толерантности, о движении навстречу, а не прочь друг от друга — даже на фоне чудовищных событий 7 октября и войны, разразившейся после этого.