Мессия и Поэт — еврейские мотивы в творчестве Адама Мицкевича
Адам Мицкевич — поэт, писатель и политический деятель
Многие знают, что Адам Мицкевич национальный польский поэт, но мало кто задумывается, что это звание не так-то просто получить. В конце XVIII века Польша была разделена на три части между Пруссией, Австрией и Российской империей и, казалось бы, спустя время должна была прекратить свое существование навсегда. Мицкевич в своих стихотворениях, пьесах, политических статьях и даже филологических очерках писал о той стране, которая была и которая когда-нибудь снова будет существовать; в своих сочинениях он как будто изобретал Польшу заново, говоря о том фундаменте, на котором будет построена новая страна. Мицкевич взял на себя роль голоса народа и попытался объединить Польшу, если не в реальности, то, по крайней мере, на уровне идеи, которая должна остаться в умах людей.
Именно поэтому во второй половине жизни Мицкевич практически перестает писать стихи, пытается закончить пьесу «Дзяды» (по словам самого Мицкевича — потому что театральная драма ближе всего к действию и через нее проще всего влиять на умы людей), пишет публицистику, ведет в Париже курс славянской литературы. Незадолго до смерти он едет в Стамбул, чтобы создать «польский» и «израильский» легионы, которые должны были сражаться в Крымской войне за независимость Польши.
Для поляков Мицкевич не только поэт, но и историк, филолог, идеолог борьбы за свободу, в Польше Мицкевича считают одним из трех «поэтов-пророков», которые питали национальное движение в один из самых непростых моментов ее истории.
Мицкевич и мечта о возвращении
Еврейский народ и еврейство для Мицкевича оказались своеобразными примерами того, как народ может сохранить свою самобытность и идею своей страны, будучи изгнанниками многие века. Сам Мицкевич был выслан из родных мест еще в юности, потом жил в Москве и Петербурге. Так и не получив разрешения вернуться домой, он навсегда уехал из Российский империи, жил во Франции и скоропостижно скончался в Стамбуле. Для него тема «изгнания», потери своей страны была актуальна большую часть жизни.
Мицкевич часто обращается к библейским сюжетам, исследователи находят отсылки к Талмуду в его произведениях, а одним из лейтмотивов его творчества, можно считать идею мессианства, то есть, ожидание Мессии. В интерпретации Мицкевича он должен был освободить польский народ, который своим примером и жертвенностью освободит все прочие европейские народы от тирании. Такое понимание прихода мессии намного ближе иудаизму, потому что в христианском прочтении мессия уже пришел, а от Второго пришествия ничего хорошего для земной жизни ожидать не приходится.
Один из самых известных отрывков пьесы «Дзяды» — это «Великая импровизация» поэта Конрада, где главный герой восстает против Бога, начинает спорить с Ним и угрожать Ему. Герой бросает вызов Богу как равный. Конрад не просит и не молится, он — на самом дне, он оказался в тюрьме за преступления, которые не совершал, он требует у Бога справедливости к себе и к своему народу, который страдает, как и он сам от жестокости и несправедливости властей государства, захватившего его страну.
«Сорок и четыре» — гематрия в поэме «Дзяды»?
Один из самых таинственных отрывков из поэмы «Дзяды» — это пророческий сон ксендза Петра, где он видит приход человека, который освободит Польшу от тирании.
«Имя — сорок и четыре» — считается одной из самых загадочных фраз в поэзии Мицкевича. Теорий много, и Мицкевич сам множил их и запутывал своих читателей. Однажды на лекции, которую он читал в Париже в Коллеж де Франс, Мицкевич рассказал, что в отрывке речь идет об Анджее Товянском, о главе секты, к которой в тот момент принадлежал поэт. Второй раз Мицкевич сказал сыну, что цифра сорок и четыре является для него самого загадкой и он не знает, что она значит, она возникла перед его глазами в пылу вдохновения. А друг Мицкевича Северин Гощинский говорил, что в числе сорок четыре зашифровано имя самого Мицкевича — Адам.
Некоторые исследователи отмечают, что если обратиться к каббале, а именно к гематрии — науке, которая анализирует слова, базируясь на числовых значениях, — то можно предположить, что Мицкевич и правда зашифровал в этой цифре свое имя: Д — четыре, М — сорок. Юлиуш Клейнер, который еще в начале двадцатого века первым выдвинул теорию о каббале у Мицкевича, предполагал, что поэт выкинул буквы «А» из имени, так как в иврите не пишутся гласные, а про беззвучную «алеф», которая должна была стоять в начале имени он то ли не знал, то ли забыл ее посчитать. Вместе с алеф конечное значение должно было бы получится сорок пять, а не сорок четыре.
Но все-таки, откуда у Мицкевича еврейское влияние в творчестве? И что подразумевается под «мать из земли чужой», если этот отрывок относится к поэту? На эти вопросы есть несколько ответов.
«Я наполовину лях, наполовину израэлит, чем горжусь»
Есть большая вероятность, что мать Мицкевича — Барбара Маевская была из евреев Маевских, которые принадлежали к секте «франкистов» во второй половине восемнадцатого века. Франкисты были частью течения «саббатианцев», которые были последователями Шабтая Цви, объявившего себя мессией в середине XVII века. Цви поверили множество еврейских общин, пока под угрозой смерти османы не заставили его принять ислам, после чего от него отвернулась большая часть еврейского сообщества. Саббатианцы, а потом франкисты на территории Польши, были одними из тех, кто продолжал в него верить. Однако франкисты после проведения диспута с ортодоксальными евреями под надзором католической церкви, были вынуждены и сами принять католичество. Так или иначе, но массовое крещение евреев-последователей Франка произошло в 1759 году, а Барбара Маевская, мать Мицкевича, родилась только восемь лет спустя.
Однако, поэт и писатель Зигмунт Красинский писал в письмах: «Мицкевич — совершенный еврей. Тебе известно, что его мать была еврейкой, крестившейся перед тем, как выйти за его отца? Точно так. Отсюда в этом человеке такой размах. Каббала, Талмуд, Давид... энергия... все вместе. Любовь родины и валленродизм». Учитывая, что Красинский был известен своими антиеврейскими взглядами, возможно, его слова нельзя воспринимать всерьез, однако, Ксаверий Браницкий, друг Мицкевича, говорил, что сам поэт подтверждал свое еврейское происхождение: «Мой отец из мазуров, мать моя, Маевска, из выкрестов. Так что я наполовину лях, наполовину израэлит, чем горжусь».
«Мицкевич женился на еврейке Шимановской»
Как бы там ни обстояло дело с матерью Мицкевича, но то, что его жена Целина Шимановская была потомком двух других известных франкитских семей с обеих сторон, абсолютный факт. По этому поводу тоже не обошлось без комментариев Красинского — в письме к А. Чешковскому: «Мицкевич женился на еврейке Шимановской».
После того, как Целина Шимановская становится сиротой, она приезжает к Мицкевичу в Париж из Санкт-Петербурга, где они достаточно быстро женятся. Эта свадьба таинственна с самого начала. Мицкевич держит намечающееся событие в тайне до самого конца, и сообщает о ней друзьям только накануне венчания. Неизвестно, ни как он делал ей предложение, ни как развивался их роман. Предположения исследователей варьируются. Есть теория, что он женился на ней из благодарности к Марии Шимановской, ее матери, известной пианистке, которая помогала ему в Петербурге, есть предположения о спонтанной влюбленности, которая заканчивается скорым браком, а некоторые считают, что и Мицкевич и Шимановская предположительно принадлежали к потомкам франкистов, а Яков Франк завещал своим последователям как минимум следующие сто лет жениться только между собой.
Анджей Товянский «исцеляет» жену Мицкевича от безумия
Целина Шимановская и Адам Мицкевич были в браке больше двадцати лет, у них было шестеро детей. Все было бы хорошо, если бы Целина Шимановская к 1838 году не заболела бы психическим расстройством, из-за которого она пребывала в постоянной депрессии и начала утверждать, что она Божья матерь, мать Мессии. Мицкевич сначала заботится о ней сам, но, в конце концов, сдает ее в лечебницу для душевнобольных.
Спустя три года к Мицкевичу приходит философ и мистик Анджей Товянский, он настаивает, чтобы Целину привезли в дом, после чего он обращается к ней с речью, которая никому, кроме нее, в комнате больше не была слышна. Целина встает и приходит в себя, Мицкевич говорил, что ее первые слова были о Моисее, но потом она бросается к своим близким и узнает их. И Целина, и Мицкевич считают этот эпизод чудом исцеления, и благодаря этому Мицкевич оказывается в секте Товянского. Товянский проповедовал, что страна Польша послана в мир искупить грехи рода человеческого, и поэтому ее народ страдает. Как в Ветхом Завете были рассеяны евреи, народ избранный, так в новом рассеян избранный народ Нового Завета — поляки, за то, что не сумели отстоять Польшу.
Поляки и евреи — «судьба связала тесно два народа»
В одном из главных произведений Мицкевича, в поэме «Пан Тадеуш» один из героев — корчмарь Янкель, еврей. Он музыкант, играет на цимбале, знает польские народные песни, идеально разговаривает на польском и исповедует иудаизм. Он участвует в польском освободительном движении, пользуется всеобщим уважением и является равным среди равных. Для девятнадцатого века с бытовым неприятием иудаизма это была совсем не распространенный образ, и потому Янкель особенный персонаж.
Мицкевич считал, что Провидение собрало в одной стране поляков и евреев, что «судьба связала тесно два народа, на первый взгляд столь чуждые друг другу». Он говорил: «Старшему брату Израилю — уважение, братство, помощь на пути к его вечному и земному счастью, равные со всеми права». Он выступал на девятое ава в одной из Парижских синагог, а в воззвании к полякам в 1848 году настаивал на предоставлении равных прав всем гражданам Польши вне зависимости от вероисповедания.
Мицкевич едет в Стамбул создавать «Израильский легион»
Широко известно, что в 1855 году Мицкевич хотел создать польский легион, который сражался бы в Крымской войне против Российской империи за независимость Польши. В меньшей степени известен тот факт, что легионов должно было быть два — польский и «израильский». Мицкевич с целью создания легионов прибывает в Стамбул со своим другом, врачом французской армии Армандом Леви, потомком крещеных евреев. В Стамбуле они знакомятся с молодым Соломоном Ротшильдом, который поддерживает идею израильского легиона. Мицкевич обещал обеспечить еврейским солдатам возможность соблюдения субботы и обрядов иудаизма.
В письме Мицкевич пишет: «Если поляки дома не знают или не хотят брать на себя собственное национальное дело, если они не хотят выполнять свои обязательства, тогда их нужно заменить израильтянами, и израильтяне смогут научить поляков обязанностям и вернуть их к нам».
Вся эта затея ни к чему не приводит. Ни польский и ни израильский легионы так и не были созданы, в Стамбуле Мицкевич скоропостижно умирает (всего через восемь месяцев после смерти своей жены).
На Мицкевича без сомнения еврейство и иудаизм оказали огромное влияние. Всю жизнь он, так или иначе, пытался увязать эту часть своей жизни с католицизмом и идеей польского национализма в борьбе за свою страну. Результат такого объединения получался иногда странный, иногда откровенно еретический, особенно, если обратить внимание на секту Товянского, но безусловно интересный. Ни Герцля, ни идеи сионизма во времена Мицкевича еще не существовало, но, мне кажется, и этот человек, и это течение нашли бы отклик и понимание у Мицкевича.
Титульная иллюстрация: Адам Мицкевич, автор потрета неизвестен, XIX в. / Wikimedia
