От казённых училищ до Hebrew Union College: реформистский иудаизм за пределами Германии
Между Сциллой и Харибдой: попытки реформирования иудаизма в Российской империи
Долгое время исследователи истории реформистского иудаизма словно не замечали Восточную Европу. В трудах, посвящённых реформам в Германии, Франции или США, еврейство Российской империи упоминалось мимоходом — если вообще упоминалось.
Между тем, реформаторские идеи в еврейской среде Российской империи не просто были — они развивались в полемике, и порой принимали форму весьма смелых проектов. Однако важно понимать, что речь идёт не об институциональном реформизме с синагогами нового типа и раввинскими конференциями, как на Западе. Российский извод реформизма в XIX веке — это прежде всего интеллектуальное и культурное движение, попытка переосмыслить традицию в контексте современности.
Свою особую форму движение приобрело и потому, что царская власть сама стремилась «реформировать» евреев — по своим, зачастую топорным и жестким, лекалам. В 1840 году в Санкт-Петербурге создаётся специальный правительственный комитет. Его цель — не просто «улучшить» положение евреев, а «коренным образом преобразовать» их. Именно так! Комитет действует более 20 лет — до 1863 года — и разрабатывает программу масштабных реформ.
Вот план, разработанный комитетом: отменить кагалы (органы еврейского самоуправления), ввести государственный контроль за управлением еврейскими общинами, запретить традиционную одежду — и, главное, создать казённые еврейские училища, в которых будет происходить «правильное» воспитание еврейской молодежи.
В 1820-30-е годы в Одессе, Вильне, Риге, Умани и Кишинёве были открыты еврейские школы нового типа, где еврейские предметы изучали наряду с географией и русским языком. Учебная программа в этих школах разрабатывалась под контролем Министерства просвещения. Именно они стали первыми площадками для будущих попыток религиозных реформ.
На бумаге всё выглядело как «просвещение». Но в еврейских городах и местечках это воспринимали совсем иначе. Родители считали, что отправлять детей в такие школы — значит отдавать их в руки тех, кто хочет отлучить их от иудаизма. Объявлялись общественные посты (как в дни траура или катастроф), составлялись особые молитвы — за отмену новых указов.
Так началась история реформизма в Российской империи: не как движение снизу, а как игра на выживание между Сциллой и Харибдой — между страхом перед ассимиляцией и надеждой на просвещение.
Макс Лилиенталь: из Риги — в Цинциннати
Имя Макса (Менахема) Лилиенталя редко звучит в рассказах о реформистском иудаизме — а зря. Он начинал как молодой немецкий раввин-просветитель, приехавший в Российскую империю, чтобы участвовать в программе реформ еврейского образования, а закончил — одним из лидеров американского реформизма.
Лилиенталь прибыл в Ригу в 1839 году по приглашению властей и возглавил новую еврейскую школу с преподаванием светских предметов. Вскоре он стал участником куда более масштабного проекта: в 1841 году министр просвещения Уваров поручил ему организовать систему государственных еврейских училищ.
Свою миссию Лилиенталь воспринимал почти как пророческую. В письме от февраля 1841 года итальянскому профессору Самуэлю Давиду Луццатто он писал: «Два миллиона наших братьев томятся в нищете, о которой мы не имеем ни малейшего представления... Их цепи должны быть разорваны, их нужда должна прекратиться. Это — дело и возможность, равных которым не знала история Израиля».
Лилиенталь искренне верил, что через просвещение придёт освобождение: «В награду за просвещение — эмансипация; в награду за свет — права человека».
Он обращался к европейским реформаторам с призывом помочь — просил Луццатто выслать программу обучения раввинской школы в Падуе, а также рекомендовать выпускников, которые могли бы приехать в Российскую империю для работы в школах нового типа.
Однако миссия Лилиенталя встречала враждебность. Руководители общин считали его посланцем ассимиляции, преследующим цель «развращения молодёжи». Более того, надежды Лилиенталя на осторожную модернизацию быстро разбились о суровую реальность. Государство не собиралось реформировать иудаизм — его цель была в подчинении, размывании еврейской идентичности и, в конечном итоге, христианизации.
Когда стало ясно, что Талмуд будет полностью исключён из учебных программ еврейских училищ, а в школах будут преподавать в основном учителя-христиане, Лилиенталь понял, что такое реформа по-русски. В 1844 году он буквально сбежал из России и перебрался в США.
Как и другие представители раннего реформизма, Лилиенталь воспринимал свою миссию как нечто большее, чем просто религиозное служение — это была борьба за просвещение, равенство и человеческое достоинство. В Америке он открыто выступал против рабства — и за это подвергался нападкам со стороны единоверцев с противоположными убеждениями. Один из них, Якоб А. Коэн из Нового Орлеана, впоследствии офицер армии Конфедерации, в 1861 году отправил ему письмо с резкими нападками, написанное прямо на портрете раввина. В Цинциннати, однако, Лилиенталь нашёл ту общину, где его идеалы — просвещённого, свободного, обновлённого иудаизма — смогли пустить корни.
Конфирмация vs. бар-мицва: новые обряды перехода
Что делать, если классическая бар-мицва не соответствует духу времени, а девочек вообще не вызывают к Торе? Для реформистов XIX века ответ был ясен: реформировать обряд. Церемония бар-мицвы казалась реформистам устаревшей и слишком формализованной: строгий порядок ритуальных действий отодвигал на второй план главное — символизм обряда перехода, заключавшийся в осознанном принятии религиозных обязательств. В этом контексте сформировался новый обряд — конфирмация. Для многих он стал символом модернизированного иудаизма: иудаизма, который говорит с подростком о вере и морали, а не просто проверяет, может ли он публично прочесть текст из Торы.
Одной из первых стала церемония, проведённая в 1807 году в Вольфенбюттеле для юного Леопольда Цунца, впоследствии одного из основателей «науки о еврействе». Формат церемонии включал ответы на вопросы о вере в Бога и откровении, декламацию Тринадцати принципов Маймонида и личную молитву, текст которой составил сам Цунц. Такая структура напоминала христианский катехизис, хотя содержание оставалось полностью еврейским. Именно из-за внешнего сходства с церковными обрядами конфирмация вызывала критику: некоторые предлагали заменить сам термин на более нейтральный — «религиозный праздник» (Religionsfest), другие предпочитали просто игнорировать новую практику.
В 1840 году Макс Лилиенталь организовал первую подобную церемонию в Риге: еврейские подростки (в том числе девочки!) публично заявляли о своей вере и религиозных обязанностях, выступали с речами — в духе конфирмационных обрядов, распространённых в Германии.
Это была первая публичная конфирмация в Российской империи — и одна из первых, где участвовали не только мальчики, но и девочки. Уже тогда реформисты подчёркивали: равноправное участие женщин в религиозной жизни — не угроза традиции, а её естественное продолжение в новую эпоху.
Важно отметить, что в отличие от бар-мицвы, которая была приурочена к дате рождения, конфирмация была коллективной церемонией, проводившейся сразу для группы подростков и не привязанная к индивидуальным датам.
Женского аналога бар-мицвы в иудаизме по-прежнему не существовало. И лишь в XX веке, спустя более ста лет после первых конфирмаций, появился ритуал бат-мицвы — как индивидуальный обряд для девочек, приуроченный к 12-му дню рождения. Его впервые провёл Мордехай Каплан для своей дочери в Нью-Йорке в 1922 году. Этот шаг вызвал бурные споры, но дал старт новому ритуалу, который к 1960-м стал стандартной практикой в реформистских и консервативных общинах.
В последние десятилетия произошло ещё одно переосмысление обряда бат- и бар-мицвы. Теперь ритуал не воспринимается исключительно как обряд перехода для подростков, но может быть проведен в любом возрасте. Всё больше женщин (а порой и мужчин), не прошедших церемонию в подростковом возрасте, проходят обряд позже. Церемония становится символическим актом возвращения к традиции или публичного подтверждения еврейской идентичности.
Сегодня конфирмация по-прежнему практикуется в реформистских общинах США и в отдельных либеральных общинах за их пределами. В Соединённых Штатах конфирмация проводится обычно в возрасте 15–16 лет и часто приурочена к празднику Шавуот — дню Дарования Торы. Во многих реформистских общинах сочетаются обе практики: бар/бат-мицва — как личный ритуал, и конфирмация — как коллективный обряд, акцентирующий внимание на осознанном и зрелом подтверждении связи с еврейской традицией и общиной.
Забытые орга́ны: синагоги нового типа в Российской империи
Сегодня Московская хоральная синагога — символ ортодоксального иудаизма в России. Здесь проводят традиционные церемонии и выступают против прогрессивных практик. Но когда она только открылась в 1891 году, всё было совсем иначе.
Сам термин «хоральная» обозначает синагогу, в которой есть хор и ведётся реформированное (или модернизированное) богослужение — как правило, по образцу немецких синагог XIX века.
Московская хоральная синагога задумывалась как молитвенный дом нового типа, вдохновлённый реформами в Германии и Австрии. Просторный зал, смещение бимы к арон кодешу, место для хора и… орган. Да, в хоральной синагоге Москвы был орган — как в Гамбурге, Лейпциге или Вене. В первые годы, после открытия Хоральной синагоги, в ней проводились службы с музыкальным и хоровым сопровождением и проповедями — по образцу реформистских синагог Европы. Синагога настолько вписывалась в архитектурный ландшафт города, что появилась легенда: якобы генерал-губернатор Москвы перекрестился, увидев купол синагоги — принял за церковь.
Синагоги нового типа появлялись по всей империи. В Одессе службы с музыкой и проповедями на русском языке стали нормой ещё в 1860-е. В Тернополе уже в 1820-е звучал орган, а хор мальчиков пел молитвы на немецком. А в Варшаве в 1878 году открылась Большая синагога — с хором и литургией, приближённой к реформистской.
Ещё одним амбициозным проектом стала хоральная синагога в Петербурге, строительство которой длилось почти 25 лет. Её архитектура сознательно отсылала к реформистским темплям Европы — прежде всего к берлинской Новой синагоге. Мавританский стиль, подковообразные арки, купол, башенки — всё это было призвано показать: русские евреи не отстают от своих немецких единоверцев. Эта эстетика была не только данью моде, но и политическим жестом: синагога должна была стать выражением нового самосознания эмансипированного и состоятельного религиозного меньшинства.
Но за новыми фасадами скрывался конфликт. Многие ортодоксы не признали хоральные синагоги и видели в них угрозу традиции. В 1893 году за несколько дней до открытия Хорального молитвенного дома в Петербурге Департамент духовных дел распорядился закрыть все остальные молельни, не принимая во внимание, что евреи, соблюдавшие галахические предписания, не могли добраться до неё из отдаленных районов города в шаббат. Возмущение новым законом, в котором традиционалисты видели явное благоволение властей к реформизму, усиливало конфликт между “старым” и “новым” еврейством в Российской империи.
Сегодня Хоральные синагоги Москвы и Санкт-Петербурга находятся в подчинении представителей ортодоксального иудаизма, но их архитектурный облик напоминает о времени, когда за ними стояли идеалы еврейского просвещения и религиозной реформы.
От Питтсбурга до … Питтсбурга: манифесты реформизма
У реформистского иудаизма нет доктринальных книг или Символа веры, но есть платформы — документы, в которых раввины коллегиально формулируют основные установки движения. Эти тексты — манифесты разных эпох, отражающие историю и эволюцию реформизма.
🔹 Питтсбургская платформа (1885) стала своеобразной декларацией независимости. Её авторы провозглашали: иудаизм — прежде всего, этическое учение, обязывающее ставить духовность и социальную справедливость выше галахи. Кашрут, законы ритуальной чистоты, мессианские ожидания и сионизм, традиционная одежда — всё это «возникло в эпохи и под влиянием представлений, совершенно чуждых нашему современному образу мышления и духовному состоянию». Это был манифест универсализма, сформированный в новой протестантской Америке XIX века.
🔹 Колумбийская платформа (1937) уже звучит иначе. На фоне усиливающегося антисемитизма в Европе и растущего беспокойства за судьбу евреев, она возвращает понятие еврейского народа, подчеркивает значимость иврита (наравне с национальным языком), признаёт Израиль духовным и культурным центром еврейства и отмечает важную роль ритуалов и праздников в религиозной жизни. Наравне с этим в платформе сохраняются идеи универсализма, хотя они, в большинстве своем, вытесняются в мессианскую плоскость.
🔹 Столетняя Платформа (1976) избегает деклараций, поскольку является ответом на осознание внутреннего богословского многообразия движения. Реформа воспринимается как постоянный диалог, ведущийся в контакте с историей и традицией. Значение придается индивидуальной интерпретации мицвот (заповедей), Израиль признаётся духовным центром, при сохранении роли диаспоры. Реформизм предстает в этом манифесте открытой и живой системой, реагирующей на вызовы времени.
🔹 Майамская платформа (1997) — первый документ, посвященный исключительно отношениям реформизма и сионизма. Израиль признается «высшим достижением еврейского духа», но при этом подчеркивается: святость жизни выше святости земли, Израиль должен быть демократическим и плюралистичным. Реформизм в Израиле — не просто культурная необходимость, но акт тикун олам, исправления мира (общества).
🔹 Питтсбургская платформа (1999) — современное заявление о вере. В ней тремя столпами иудаизма объявляются Бог, Тора и Израиль. Особое развитие в этой платформе получают идеи социальной справедливости, инклюзивности, равноправия, диалога и внутренней честности. Это первый документ, в котором четко сформулирована поддержка движения за права ЛГБТК+, идей гендерного равенства и равного статуса смешанных семей в общине.
Платформы — честная фиксация перемен в доктрине реформистского иудаизма. В них фиксируются изменения, которые произошли за более чем сто лет истории движения. Многие из постулатов ранних доктрин были в последствии развернуты на 180 градусов: от уверенности в собственной миссии до признания многообразия путей; от отказа от сионизма до его полного признания; от осторожного отношения к Израилю — до безоговорочного стремления стать важной частью его религиозной палитры. Эти изменения показывают, что реформизм остаётся движением, которое не боится подвергать сомнению собственные установки и готово радикально переосмыслять их.
Рождение американского реформистского иудаизма из духа просвещения
Hebrew Union College, основанный в 1875 году в Цинциннати, является старейшим еврейским учебным заведением в Западном полушарии и краеугольным камнем американского реформистского иудаизма. Это новаторское учреждение возникло благодаря стремлению создать иудаизм нового типа с истинно американским духом.
Когда раввин Исаак Майер Уайз прибыл из чешского Пльзеня в Америку в 1846 году, он оказался в духовной пустыне. Около 50 тысяч американских евреев были разбросаны по восточной части страны, их обычаи отличались от общины к общине, а религиозное руководство многих из них зачастую плохо знало английский и не понимало американскую культуру. Многие синагоги пустовали, образование в еврейских школах было слабым, а среди молодого поколения процветал скептицизм.
Уайз, бежавший от реакционного режима Габсбургов в возрасте 27 лет, был пленён американской свободой. Он сразу понял: американскому иудаизму нужны лидеры, воспитанные в Америке и способные объединить еврейскую традицию с американскими идеалами. Уже через два года после эмиграции, будучи раввином в Олбани, он впервые выступил с призывом создать раввинскую семинарию, чтобы готовить духовных лидеров в Америке и для Америки.
Путь к этой цели был непрост. Первые попытки Уайза провалились: основанный им в Цинциннати Zion College (1855) просуществовал менее года, а Maimonides College в Филадельфии (1867–1873) выпустил всего одного студента. Но Уайз не сдавался: продолжал проповедь с кафедры синагоги Bene Yeshurun и через свои газеты — American Israelite и Deborah (на немецком языке).
Успех пришёл, когда пять синагог Цинциннати — как реформистских, так и более традиционных — обратились к общинам Среднего Запада и Юга с призывом объединиться для создания раввинской школы. 8 июля того же года в Цинциннати состоялась конференция, на которой был основан Союз американских еврейских общин (Union of American Hebrew Congregations). Благодаря его деятельности 3 октября 1875 года открылся Hebrew Union College. Среди семнадцати первых студентов была одна девушка — Джулия Эттлингер, которая проучилась два года.
В начале XX века HUC становится как академическим, так и духовным центром реформистского иудаизма. При президенте Кауфмане Кёлере колледж чётко обозначил свою теологическую позицию: историко-критический подход к Библии стал частью программы, а реформистская идентичность подчёркивалась не только содержанием курсов, но внешним обликом студентов — например, ношение кипы стало необязательным. В 1913 году колледж переехал в новое здание с просторной библиотекой и собственной синагогой. В 1920–30-е годы, при Юлиане Моргенштерне, HUC превратился в полноценное высшее учебное заведение с аспирантурой и междисциплинарными программами — от педагогики до археологии. Позже, под руководством Нельсона Глюка, Колледж стал активно сотрудничать с христианскими теологическими школами и вышел на международную арену, открыв в 1963 году кампус в Иерусалиме.
Сегодня у Hebrew Union College — Jewish Institute of Religion (HUC-JIR) четыре кампуса: в Цинциннати, Нью-Йорке, Лос-Анджелесе и Иерусалиме. С момента основания в 1875 году колледж подготовил более 2 500 раввинов, включая более 400 женщин, а также 400 канторов, более 500 специалистов по общественным связям и более 300 педагогов.
Трефной банкет и рождение консервативного иудаизма
11 июля 1883 года в ресторане Highland House в Цинциннати праздновали десятилетие Союза американских еврейских общин (ныне — Союз реформистского иудаизма) и чествовали первых выпускников Hebrew Union College. Вечер был торжественным: панорамный зал с видом на реку Огайо, музыка Брамса и Оффенбаха, банкет из девяти перемен блюд.
В качестве аперитива подали херес, а в качестве закуски — моллюсков. Как вспоминал выпускник колледжа Давид Филипсон, несколько раввинов немедленно покинули зал.
Позднее появилась версия, что некошерное меню было провокацией, но историк Джон Аппель опровергает это. Меню составлял еврейский шеф-повар Густав Линдеман по просьбе оргкомитета банкета. Основатель HUC и ведущий идеолог американского реформизма, Исаак Майер Уайз, видимо, был в курсе меню.
Почему же тогда ни у кого из организаторов не возникло сомнений, что такое меню может вызвать протест? Скорее всего, в связи с тем, что для лидеров реформизма диетарные законы уже не являлись центральной составляющей еврейской религиозной жизни. Они рассматривали кашрут как часть традиции, связанной с историческим прошлым, но утратившей духовное значение. В их глазах кашрут стал символом выхолощенной ритуальной обрядовости — того, что они иронично называли «кухонным иудаизмом» (kitchen Judaism). Это было не пренебрежение, а критика религиозной практики, сводившей веру и мораль к содержимому тарелки.
При этом реформаторы не отвергали галаху целиком. Напротив, они подчеркивали, что внутри самой галахической традиции на протяжении веков были сформированы как ужесточения, так и послабления, и что еврейский закон — это развивающаяся система, а не догма. Кашрут отменялся не из удобства, а переосмыслялся в свете исторического контекста и приоритета морали над догмой. Исаак Майер Уайз подчеркивал, что, хотя он реформатор, но в основе его реформ лежит галаха.
Тем не менее, банкет стал поворотным моментом. По выражению Джона Аппеля, он продемонстрировал, что организаторы жили в «религиозном и культурном коконе» и не осознавали, насколько болезненным окажется такой разрыв с традицией для менее радикальных модернизаторов.
Реакция не заставила себя ждать. В 1886 году в Нью-Йорке была основана Еврейская теологическая семинария — будущий центр консервативного иудаизма. Так трефной банкет стал не только частью истории движения, но и символом размежевания между менее радикальными и более радикальными сторонниками реформ.
Когда женщина выходит к биме
Равенство полов стало частью идеологии реформизма ещё на заре движения. Уже в XIX веке реформистские синагоги начали отказываться от мехицы (разделения между мужской и женской частями в синагоги) и допускали женщин к конфирмации, а позднее — к голосованию в общинных советах. Однако путь к равноправию в раввинате оказался долгим.
Первой женщиной, которая была рукоположена в раввины, стала Салли Присанд. Она поступила в Hebrew Union College в 1964 году, когда движение за освобождение женщин в США только набирало силу, и была рукоположена 3 июня 1972 года. После того как президент HUC Альфред Готтшалк произнёс над ней традиционную формулу смихи, ей выдали тубу с дипломом. Однако, когда Салли Присанд открыла ее, выяснилось, что она пуста. Видимо, не из-за злого умысла, просто никто не знал, как переформулировать традиционный текст диплома, всегда писавшийся в мужском роде. Этот эпизод стал красноречивым символом: формальное признание лидерской роли женщин существует, а язык — и за ним и сам институт раввината — не поспевают за реальностью.
Несмотря на поддержку со стороны руководства колледжа, Салли Присанд было непросто найти работу. Она писала о «почти невыносимом давлении быть первой», но все же сумела построить полноценную карьеру: она двадцать пять лет возглавляла общину в Нью-Джерси и вдохновила целое поколение женщин-раввинов.
В Израиле первой женщиной, прошедшей ординацию, стала рабба Наама Кельман. Она выросла в семье, где насчитывалось десять поколений раввинов. Хотя от её брата ожидали, что он продолжит семейную традицию, Наама с детства слышала лишь, что “должна выйти замуж за раввина”. И всё же, пройдя непростой путь, в 1992 году она получила смиху в иерусалимском кампусе Hebrew Union College. Позже она стала первой женщиной-деканом кампуса и является одной из ключевых фигур прогрессивного иудаизма в современном Израиле.
По данным Совета реформистских раввинов Израиля (MARAM), уже в 2016 году женщины составляли почти половину всех членов организации (48 из 100), а в 58% реформистских общин Израиля служили именно женщины-раввины. То, что когда-то казалось невозможным, стало частью реальности — пусть и не без борьбы.
Реформистский иудаизм в Израиле: путь к признанию
Реформистский иудаизм в Израиле имеет более глубокие корни, чем может показаться на первый взгляд. В 1936 году раввин Меир Эльк (выпускник раввинской школы в Бреслау и ученик Лео Бека) основал в Хайфе общину «Бейт Исраэль», а в 1938 году школу имени Лео Бека, существующую и по сей день. Также в 1936 году появляется община «Эмет ве-эмуна» в Иерусалиме, ее основал раввин Курт Вильгельм. В 1958-м на ее базе появляется одна из первых реформистских синагог Израиля — община «Хар-Эль».
Ключевым этапом институционализации движения стало открытие кампуса Hebrew Union College в Иерусалиме в 1963 году, а затем — создание Израильского движения прогрессивного иудаизма (Тнуа ле-Яхадут Миткадемет бе-Исраэль) в 1964 году. С этого момента началось активное развитие инфраструктуры: открытие синагог, образовательных учреждений, молодёжных и семейных программ по всей стране.
Поначалу реформизм воспринимался как «импорт» — инициатива американского происхождения с немецким акцентом, не вписывающаяся в реалии израильской жизни. Лишь в 1980 году был рукоположен первый израильский раввин — Моти Ротем. Движение боролось с жесткой ортодоксальной монополией, которая мешала не только получить госфинансирование, но и просто арендовать помещение под синагогу.
Однако с 1990-х начался важный сдвиг. Светские евреи, особенно представители среднего класса, стали искать новые способы соединения с традицией — вне рамок ортодоксального ритуала. На этом фоне начали возникать «альтернативные» формы еврейской жизни: независимые миньяны, альтернативные бат- и бар-мицвы, образовательные программы и семинары для взрослых. Реформистские общины сумели ответить на общественный запрос: они предлагали и содержательное знакомство с текстами, гендерное равенство и уважение к индивидуальному выбору.
Движение активно развивалось в сфере образования: с 1990-х годов начали открываться дошкольные учреждения и школы под эгидой реформистских общин, а также летние лагеря. Были созданы кибуцы и мошавы, ориентированные на прогрессивную религиозную практику. Один из наиболее заметных проектов — молодежное движение Noar Telem, которое предлагает альтернативу государственным религиозным структурам. Всё это стало частью широкой культурной инфраструктуры, делающей реформистский подход к традиции всё более легитимным в глазах светских израильтян.
Сегодня в Израиле действует 54 реформистские общины. Три из них русскоязычные — «Шират а-Ган» в Рамат-Гане (раввин Григорий Котляр) и «Шират а-Ям» в Хайфе (рабба Мириам Климова) и новая община в Ашдоде (раввин Реувен Стамов).
Между американскими и израильскими реформистскими общинами есть отличия. В Израиле, в отличие от США, не признаётся патрилинейность (еврейство по отцу), а значит и дети от смешанных браков, хотя для них предусмотрена облегченная процедура гиюра, без его прохождения считаются неевреями. Реформистские общины в Израиле не проводят бракосочетания, если партнёр-нееврей не прошёл гиюр.
Службы в израильских реформистских синагогах ведутся на иврите, а в сидуры включены стихи современных израильских поэтов.
Важной частью деятельности движения в Израиле является социальная активность и борьба за равные права для всех граждан. В последние годы реформистские общины и организации, связанные с движением, активно участвовали в протестах против судебной реформы, выступая за сохранение демократического устройства Израиля. После трагических событий 7 октября они включились в борьбу за освобождение заложников и оказывали активную поддержку их семьям. Наряду с этим ведется правозащитная и юридическая работа: благодаря усилиям Israel Religious Action Center (IRAC), аффилированного с движением, Верховный суд Израиля признал, что реформистские гиюры — как совершённые за границей, так и в Израиле — дают право на получение израильского гражданства в соответствии с Законом о возвращении.
Согласно социологическому исследованию 2024 года, проведённому по заказу движения, 6% еврейских граждан Израиля идентифицируют себя как реформисты, а 57% светских респондентов относятся к реформистскому иудаизму положительно.
Такой уровень поддержки отражает не только интерес к движению, но и запрос израильского общества на более открытое, инклюзивное еврейство, признающего равенство и плюрализм мнений, а также стремящегося к социальной справедливости.
