О вероятной интерпретации странного поведения царя Давида в последние годы его жизни и влияние этого поведения на дальнейшие политические события.
Первая книга Царей начинается рассказом о том, как на старости лет царь Давид ослаб и одряхлел. Якобы дошло до того, что бывший бабник и сердцеед, имевший восемнадцать жен, не считая наложниц (Сангедрин, 21а), мог использовать юную красавицу только в качестве живой грелки:
И состарился царь Давид, вошел в лета; и покрывали его одеяниями, но не становилось ему теплее. И говорили ему слуги его: пусть поищут для господина моего царя девственную отроковицу, и пусть лежит она у груди твоей, и будет тепло господину моему царю. И искали девицу красивую во всех пределах израильских, и нашли Авишаг Шунамитянку, и привели ее к царю. И была девица эта очень красива, и ухаживала она за царём, и прислуживала ему, но царь не познал ее.
Млахим I, 1: 1-4
Поскольку Давид умер в семьдесят лет, т.е. дожил до возраста, считавшегося в это время едва ли не предельным, ничего удивительного в этом нет. Однако есть два обстоятельства, мешающих безоговорочно принять слова Писания за чистую монету. Прежде всего, Давид до последнего дня сохранил ясность мысли, что плохо вяжется с телесной немощью. Во-вторых, даже если царь действительно одряхлел, зачем было делать из этого факт публичной политики, и искать ему «грелку» с таким шумом, чтобы об этом узнали все? Словом, закрадывается подозрение, что Давид не столько одряхлел, сколько старательно демонстрировал свою немощь. Правоверному иудею поверить в это тем проще, что, согласно талмудической традиции, Давид до последних дней оставался мужчиной в полном расцвете сил:
Сказала она ему: Женись на мне!
Ответил он: Ты запрещена мне.
Сказала она: Когда вору нечего [воровать], за честного себя выдает .
Сказал он: «Позовите ко мне Бат-Шеву» (Млахим I, 1:28). И написано: «И пришла Бат-Шева к царю в спальню» (там же, 15). Сказал рав Йеѓуда, сказал Рав: Тогда Бат-Шева подтиралась тринадцатью платками [Т.е. царь возлег с ней тринадцать раз подряд] .
Сангедрин, 22а
Однако если это была демонстрация, то в чем был ее смысл? Зачем Давид так старательно демонстрировал старческую немощь? Однозначного ответа у нас, разумеется, нет. Тем не менее, позволим себе высказать несколько предположений.
Давид сорок лет правил единым еврейским государством, и значительно расширил его территорию. Но это единство не было прочным. Все колена, кроме Йегуды, признали власть Давида лишь после долгой гражданской войны, в ходе которой погиб сын и преемник царя Шауля. А вскоре после мятежа Авшалома некий Шева сын Бихри поднял восстание под лозунгом: «Нет нам доли у Давида и нет удела нам у сына Ишая! Все по шатрам своим, израильтяне!» (Шмуэль II, 20:1) — и за ним последовали все колена, кроме иудеев. Поэтому Давид не мог не понимать, что любая усобица или династическая смута может закончится распадом страны.
А вероятность смуты была очень велика. Закона или традиции престолонаследия в Израиле еще не было, а сыновей от разных жен и Давида было много и после гибели Амнона и Авшалома. И существовала немалая вероятность, что после смерти Давида разные силы сделают ставку на разных царевичей — со всеми вытекающими последствиями. Соответственно, если Давид хотел сохранить единство страны, у него был один выход: поставить на ту партию, которая будет достаточно сильна, чтобы удержать власть и расправиться с противниками.
Но как это было сделать? И вот тут Давиду могло прийти в голову изобразить дряхлого сенильного старца. Весть о том, что монарх немощен и вот-вот умрет, с большой вероятности должна была заставить претендентов, и, главное, их сторонников выложить карты на стол и предъявить свои силы.
Именно это и произошло. Претендентов на престол оказалось двое: царевичи Адония и Шломо. Первый, ставший после гибели Амнона и Авшалома старшим из сыновей Давида, заявил о своих претензиях открыто: «Адония же, сын Хагит, возгордившись, говорил: я буду царствовать. И завел у себя колесницы и всадников, и пятьдесят человек скороходов, бегущих пред ним» (Млахим I, 1:5). В числе его сторонников оказались такие влиятельные люди, как первосвященник Эвиатар и главнокомандующий Йоав. Сын Бат-Шевы Шломо вел себя скромнее, однако его партия была не менее сильной: в нее входили первосвященник Цадок, воевода Беная, пророк Натан, а так же царские гвардейцы («храбрецы»).
А теперь сравним силы сторон. Священники Эвиатар и Цадок — фигуры, видимо, равноценные. А вот про военных этого не скажешь. Йоав командовал ополчением Израиля, которое еще нужно было собрать, причем, как выяснилось во время мятежа Шевы, сделать это быстро не всегда получалось (Шмуэль II, 20:5). Беная же был начальником Тридцати, элитного отряда Давида, а так же командовал керетиянами и пелетиянами — постоянными наемниками царя. Иными словами, в «час Х» сторонники Шломо могли опереться на реальную силу, тогда как у сторонников Адонии солдат не было. Кроме того, Беная был человеком решительным и безжалостным: когда Шломо стал царем, именно он без колебаний казнил Йоава, Адонию и Шими. Поэтому можно было не сомневаться, что в решающий момент он не дрогнет.
Особняком стоит фигура пророка Натана. Пророк в библейскую эпоху — не просто предсказатель будущего: это официальный религиозный институт, позволяющий узнать волю Всевышнего: «Пророка поставлю Я им из среды братьев их, такого как ты, и вложу слова Мои в уста его, и будет он говорить им все, что Я повелю ему» (Дварим, 18:18). Соответственно, узнав, что Натан на стороне Шломо, Давид наверняка решил, что Бог — на стороне сына Бат-Шевы.
Поэтому неудивительно, что окончательное решение Давид принял, только узнав расстановку сил: «И сказал Натан: Адониягу пригласил всех сыновей царя и военачальников, и Эвиатара, священника, и вот, они едят и пьют у него и говорят: “Да живет царь Адониягу!” А меня, раба твоего, и Цадока, священника, и Бенаягу, и Шломо, раба твоего, он не пригласил… И сказал царь Давид: позовите ко мне Цадока, священника, и Натана, пророка, и Бенаягу. И сказал им царь: возьмите с собою рабов господина вашего и посадите Шломо, сына моего, на мула моего. И пусть Цадок, священник, и Натан, пророк, помажут его там на царство в Израиле, и затрубите в шофар, и возгласите: “да живет царь Шломо!» (Млахим I, 1: 24-34).
Если расчет Давида был именно таков, то он полностью оправдался. Шломо взошел на престол, его противники разбежались, а затем дали себя убить. Под скипетром Шломо страна сохранила единство и вступила в эпоху мира и процветания.