Мы уже познакомились с печальной судьбой маленькой Дины, подвергшейся насилию в восьмилетнем возрасте, чтобы потом — через цепочку перерождений — каким-то образом добиться восстановления баланса мировой справедливости.
В этой же статье мы должны разобраться с первым шагом, который для этого был предпринят. Уже в новых истерических декорациях, описанных в четвертой книге Хумаша («Бемидбар»), в главах «Балак» и «Пинхас». Есть там вот такой драматический эпизод: «И жил Израиль в Шиттиме, и начал народ блудодействовать с дочерьми Моава. И приглашали они народ к жертвованию божествам своим; и ел народ, и поклонялся божествам их. И прилепился Израиль к Баал-Пеору. И возгорелся гнев Г-сподень на Израиль… И вот некто из сынов Израиля пришел и подвел к братьям своим мидьянитянку пред глазами Моше и пред глазами всей общины сынов Израиля, а они плакали у входа шатра соборного. И увидел это Пинхас, сын Элазара, сына Аарона, священника, и встал он из среды общины, и взял копье в руку свою. И вошел вслед за израильтянином в нишу, и пронзил обоих их, израильтянина и женщину в чрево ее; и прекратился мор среди сынов Израиля. И было умерших от мора двадцать четыре тысячи» (Бемидбар, 25: 1-9).
Оп! И вот тут-то мы сталкиваемся с математической подсказкой: а ведь убитых братьями Дины неправедных жителей Шхема было как раз двадцать четыре тысячи.
И именно из этой детали кабалисты (подробнее в Ялкут Реувени) и делают вывод: вновь то же количество человек погибло из-за неправильной связи мужчины и женщины — это значит, что мы однозначно столкнулись с новыми воплощениями уже знакомых нам душ.
Только вот как зовут их новых обладателей?
Пока что мы видели в тексте лишь неконкретные обороты: «некто из сынов Израиля» и «мидьянка», «израильтянин» и «женщина».
Далее Тора срывает с них безликие маски:
Имя же убитого израильтянина, который убит был с мидьянитянкою, Зимри, сын Салу, начальник отчего дома Шимона. А имя убитой женщины мидьянитянки — Козби, дочь Цура, — родоначальник отчего дома в Мидьяне он. И Г-сподь сказал Моше, говоря: Враждуйте с мидьянитянами и поражайте их, Ибо враждебны они вам в своих кознях, которые они замышляли против вас в деле Пеора и в деле Козби, дочери начальника мидьянского, сестры их, убитой в день мора из-за Пеора.
Бемидбар, 25: 14-18
Итак, теперь мы точно знаем, как же именно зовут нашу героиню, но история не становится от этого менее загадочной. Особенно, если ознакомиться с мнением комментаторов (например, Раши и Мидраш Раба), которые расшифровывая скрытое между строками Торы, вносят еще больше смутного в описанные здесь события.
Ведь из оборота «некто из сынов Израиля пришел и подвел к братьям своим мидьянитянку» можно сделать вывод, что они встретились где-то в пустыне, за пределами еврейского стана, понравились друг другу и решили жить вместе.
Увы, мидраши резко отметают возможность такого предположения.
Из самой первой фразы нашего отрывка про «блудодействия» израильтян с моавитянками они выводят, что и в данном случае речь идет лишь о блуде. Который даже еще страшнее, потому как происходит не тайно, а прямо в еврейском лагере (девушку же «подвели к братьям»).
Но позвольте! Разве можно трактовать так однозначно? Ведь девушка даже другой национальности. Не из дочерей Моава, про которых говорится выше в связи с блудом, но мидьянитянка. Так разве же это не намек на совсем иного рода отношения?
Нет. Комментаторы единодушны: девушка пришла в стан израильтян заниматься проституцией.
Но тогда неизбежно возникает еще один вопрос: а зачем? Зачем это надо не рядовой представительнице низшего сословия, но родовитой даме — «дочери начальника мидьянского», или по простому принцессе?
И тут-то нам выстраивают целую драму.
Оказывается, несмотря на то, что Моав и Мидьян враждовали между собой, перед лицом более страшной силы — уже расправившегося с войском непобедимого фараона Израиля — два недруга решили объединиться.
И Мидьян, чьи девушки слыли своей красотой, отправил на подмогу моавским сестрам свою боевую дивизию.
Были ли эти дамы продажными?
Согласно мидрашам, они были просто патриотками (модное ныне слово, не правда ли?).
Злой колдун Билам, не смогший проклясть Израиль, дал Моаву совет: Б-г расправится со Своими избранниками Сам, без помощи земной силы, если только они начнут развратничать, чего на Небесах не терпят.
И вот орудием соблазна стала в том числе и посланная собственным отцом на еврейское ложе принцесса — Козби.
Которую, правда, отправляли совращать вовсе не главу колена Шимона, а самого еврейского лидера Моше.
Почему же она легла с Зимри?
Теперь уже ответ очевиден, ведь все подробности налицо и они буквально кричат нам о том, что надо сопоставить их с тем, что когда-то произошло между Диной и Шхемом.
Итак, обозначим все детали.
1. И там, и там имеется конфликт между двумя идеологиями: еврейской моралью и нееврейской (идолопоклоннической) испорченностью (я сейчас говорю от имени мудрецов). Семья Яакова — жители Шхема. Праведные евреи пустыни во главе с Моше — евреи, осквернившиеся идолопоклонством и развратом в Шиттиме, и, соответственно, мидьянитяне.
2. В основе сюжетной линии — запретная связь между мужчиной и женщиной. Шхем — Дина. Зимри — Козби.
3. Один из этой проблемной пары — еврей (Дина, Зимри), другой — нет (Шхем, Козби).
4. Присутствие имени Шимон. Сам Шимон и глава колена Шимона.
5. Возмездие за преступление. Суровое наказание Шхема братьями Шимоном и Леви и посланная Свыше эпидемия.
6. И, наконец, уже упомянутое выше общее количество пострадавших. 24 тысячи жителей Шхема и 24 тысячи совратившихся и, соответственно, наказанных евреев.
И это только то, что лежит на поверхности. Дополнительное сходство мы обнаружим, если вчитаемся в очередные комментарии мудрецов. Оттуда (Раши, Мидраш Раба) мы узнаем, что поступок Зимри сопровождался его переговорами с Моше и другими главами народа. И, подобно Шхему, Зимри пытался подвести некую законодательную основу под свое вожделение к запретной ему девушке. Комментарии воссоздают для нас приблизительный диалог Зимри с Моше. Глава колена Шимона позволил себе обвинить еврейского вождя в том же грехе, к которому стремился сам. Он спросил: «Какая разница между этой женщиной, которую я пожелал взять себе в жены, и твоей женой Ципорой, которая тоже происходит из Мидьяна?» (о Ципоре, надеюсь, мы еще поговорим отдельно). Моше замешкался, затрудняясь с ответом. И не потому, что Зимри застал его врасплох. Скорее, Моше не торопился возражать, ибо был потрясен очевидностью провокации в словах насмешника, ведь всем (и в том числе Зимри) было очевидно, что Ципора, дочь Итро, стала женой Моше еще до дарования Торы, когда правила поведения евреев были несколько иными. Но даже тогда, еще до Синайского откровения, женитьба Моше соответствовала более высоким будущим стандартам, и Ципора была ему стопроцентно разрешена, ибо она прошла гиюр и полностью отказалась от идолопоклонства, что совершенно не соответствовало ситуации с Козби.
Моше мог попытаться объяснять все это бунтовщику, но на самом деле любой диалог был бесполезен, ибо Зимри, одержимый своей страстью, вовсе не искал ответов.
Но почему? Откуда все это? И его упрямство, и его внезапно вспыхнувшие чувства к встреченной им мидьянитянке, и само его восстание против принципов Торы, которой он доселе следовал на протяжении всех 40 лет блуждания еврейского народа по пустыне?
С точки зрения комментаторов (Талмуд, Ялкут Реувени), все это становится более чем понятным только, если мы воспримем Зимри как новый гильгуль (реинкарнацию) царевича Шхема.
Того самого, который когда-то начал свой путь к еврейству за счет обрезания, но так и не успел закончить этот путь, прерванный деянием Шимона и Леви. Теперь, на новом витке истории, Шхему предстоит сформировать духовный облик именно колена Шимона, старшего из двух братьев. Так осуществляется вечный принцип «мера за меру». И так проверяется в ходе новых испытаний, кто же прав и кто виноват.
Шхем, он же Зимри, не мог иметь претензий к Тому, кто дал ему новый шанс продемонстрировать свою искренность в принятии Торы и ее моральных принципов. Таковы были условия соглашения, подписанного самим царевичем на Высшем Суде.
Не мог он также избежать и главного испытания своей жизни — испытания страстью к той, с которой уже связана неразрывными узами его душа.
И это, конечно же, новое воплощение Дины. Она все так же прекрасна, только зовут ее теперь по-другому — Козби, дочь Цура. И еще: эти два человека немного поменялись ролями, в которых, правда, невозможно не отметить строгую и судьбоносную симметрию. В первый раз он был неевреем, принцем и соблазнителем, а она — его жертвой. Теперь — все наоборот: она — нееврейка, принцесса и соблазнительница, он — жертва ее чар.
По крайней мере, так обстоит дело на первый взгляд. И если бы мы не были в курсе всей подоплеки этой истории, тянущейся из прошлой жизни, то мы могли бы, как это и делает большинство читателей Торы, однозначно осудить развратную мидьянитянку и поразиться, как это праведный еврей мог так внезапно потерять голову.
На самом деле, все гораздо глубже и сложнее, как это обычно и бывает в жизни, о которой мы судим поверхностно, не предполагая существования всех подводных ее течений.
Наша искусительница идет на развратный поступок не по своей воле, а по велению Свыше и по призыву своей души, которая страдает все то время, пока она не искуплена. И именно в этом ключе можно понимать уже приведенную мною в прошлой главе фразу из Торы, в которой Шимон и Леви пытаются оправдаться перед их отцом Яаковом после устроенной ими резни в Шхеме. Объясняя мотив своего поступка, они говорят (Ваишлах, 34:31): «…неужели как с блудницей поступать ему с сестрой нашей?»
Но это, так сказать, литературный перевод. Буквально же их фразу можно перевести так: «…неужели он блудницей сделает ее?» И здесь, по мнению мудрецов Каббалы (Ялкут Реувени), содержится пророчество. Ведь Шхем своим поступком провоцирует, что в следующем воплощении, в роли Козби, ей придется принять роль блудницы и соблазнительницы.
Итак, она — Дина, униженная, превращенная в жертву насилия и в наложницу, опущена со своей первоначальной блистательной ступени и даже рождена в новой жизни нееврейкой.
Он — Шхем, возвышенный близостью с Диной и «прилепленностью» к ней своей души, кажется прочно стоящим на высоте своего социального и духовного статуса. Но на самом деле он еще так некрепок и так легко может упасть.
И в тот момент, когда роковое свидание, наконец, происходит, у этих мужчины и женщины две возможные дороги. Он, ослепленный внезапно вспыхнувшей страстью, может подождать, пока она примет гиюр, и тогда они соединятся законным образом и помогут друг другу. Он ей — в искуплении страданий, она ему — в исправлении ошибок.
Или же все обернется худшим образом: новой запретной связью и новыми смертями.
В реальности, как мы уже знаем из текста Торы, был воплощен второй сценарий. И получается, что Шхем рано клялся на Высшем Суде, что им двигала любовь к истине, и его новый роковой поступок лишь подтвердил опасение судей, что он может пренебречь Торой из-за плотской страсти.
Но почему был наказан не только он, но и другие люди — представители колена Шимона? 24 тысячи человек пали жертвой внезапной смертоносной эпидемии. Чем провинились они?
Из рассказа Торы мы узнаем, что это были те, которые, подобно Зимри, не выдержали испытания развратом и идолопоклонством. Они, правда, не осмелились грешить в священном стане Израиля, а делали это в чужих шатрах, и, тем не менее, их конец был горек и молниеносен.
И это — естественно, ведь в их телах жили души тех самых 24 тысяч обитателей Шхема, которые тогда помогали своему предводителю в его преступлении, а сейчас одобрили его же в его новом воплощении и новом грехе. Они стояли перед тем же самым выбором: мораль Торы или порочное желание. И они точно так же проиграли, уже во второй раз.
А что же дальше?
Очевидно, что если и в данной истории баланс не восстановлен, то будет продолжение.
И бедная Дина, и несчастный Шхем, и двадцать четыре тысячи уже дважды умерщвленных еще дождутся своего часа.
Надо только подождать немного, пока наступит подходящий момент. Выбранный на втором заседании Высшего Суда.
И я обязательно расскажу вам, что думали по этому поводу еврейские мудрецы. В следующей статье. Где мы рассмотрим жизнь еще одной женщины, ставшей воплощением души Дины.