О первом случае в Торе, когда женщины предъявили свое право наследовать землю наравне с мужчинами и о различных трактовках этой удивительной истории.
На этот раз мы поговорим о первом в еврейской истории выступлении феминисток, запечатленном Писанием в следующем отрывке:
И подошли дочери Цлофхада, сына Хефера, сына Гилада, сына Махира, сына Менаше, из семейств Менаше, сына Йосефа; и вот имена дочерей его: Махла, Ноа, Хогла, Милка и Тирца; И предстали пред Моше и пред Элазаром, священником, и пред князьями, и (пред) всей общиной у входа шатра соборного, говоря: Отец наш умер в пустыне, и он не был в среде сборища собравшихся против Г-спода, в сборище Кораха, но за свой грех умер, и сыновей у него не было. Почему же исключено будет имя отца нашего из среды семейства его из-за того, что нет у него сына? Дай нам удел среди братьев отца нашего. И представил Моше дело их пред Г-сподом.
Очевидно, что вскоре после такого обращения в Высшие инстанции придет и ответ, но пока что проясним пару фактов.
Собственно, против чего так рьяно выступили пять перечисленных выше сестер и в чем именно провинился их папа.
На самом деле вопрос о наследовании («дай нам удел среди братьев») возник по одной простой причине: заканчивая странствия по пустыне, еврейский народ собирался вот-вот овладеть обещанной им текущей молоком и медом территорией и поделить ее на соответствующие населению части.
Только вот беда: деление происходило по коленам и семействам исключительно по мужской линии.
А что же было делать в ситуации, в коей оказались дочери Цлофхада, не успевшего родить сына?
Да, как вы правильно догадались, дочерям куска земли не полагалось, и стало быть — и против этого, в первую очередь, и протестуют сестры — куска с именем Цлофхада в обетованной не предвидится.
«Почему же исключено будет имя отца нашего из среды семейства его из-за того, что нет у него сына?» — вопрошают Махла, Ноа, Хогла, Милка и Тирца.
И хотя чисто феминисткой линии здесь пока явно не прослеживается, комментаторы Торы не преминули заострить на ней свое и наше внимание.
И вот что они об этом говорят.
На первый взгляд, кажется, что вся суть их бунта только ради восстановления имени отца, и в этом они совершенно органичны духу гендерного неравенства.
Более того, они — воспользуемся тут популярным словосочетанием из женских романов — приносят свое «бабье счастье» в жертву увековечения отцовской памяти.
Каким образом?
Представьте себе, самой младшей из этих сестер было не менее сорока лет, что легко рассчитывается из сопоставления известных фактов: 1) дочери Цлофхада обратились со своим требованием к Моше перед самым вступлением в землю кнаанскую, т.е. в конце сорокового года блуждания по пустыне; 2) их отец Цлофхад умер в первый год, вскоре после выхода из Египта.
Очевидно, что мертвые детей не рождают, а отсюда и наш расчет.
При этом также очевидно, что все сестры были старыми девами.
Ибо если бы они были замужем, то уже не имели бы права требовать себе утраченный по изначально оглашенному закону земельный надел отца — их бы уже благополучно приписали к наделам мужей.
Так что получается, что они осознанно не вступали в брак ради восстановления справедливости.
Которая в данном случае все-таки коррелирует с феминистской темой: признать девочек равными в наследных правах с мальчиками.
Не без оговорок правда, как и провозгласил Б-г Моше, а тот народу: «И Г-сподь сказал Моше, говоря: Справедливо говорят дочери Цлофхада; дай им наследственный надел среди братьев отца их и переведи надел отца их им. И сынам Израиля объяви так: если кто умрет, а сына у него нет, то переведите надел его дочери его. А если нет у него дочери, то передайте его надел братьям его. А если нет у него братьев, то передайте надел его братьям отца его. Если же нет братьев у отца его, то передайте надел его ближайшему его родственнику из семейства его, чтоб он наследовал его. И да будет это для сынов Израиля установленным законом, как Г-сподь повелел Моше» (Бемидбар, 27: 6-11).
Как мы видим, девочки все равно остаются лишь вторичным вариантом: они наследуют отцу только в том случае, если он не оставил сыновей.
Ну, и еще одна неприятная поправка, которая не видна из выше приведенного отрывка, но тем не менее долго оставалась в еврейском законодательстве: получившая в наследство землю женщина лишится этого надела, если выйдет замуж за мужчину не из своего, а из какого-то другого колена.
Вот, например, в данном случае наши героини из колена Менаше.
И это означает, что влюбиться им теперь позволительно только за соответствующих мужчин — тоже из колена Менаше.
А если вдруг любовь (которая, как известно, зла) заставит их потянуться к представителям колена Реувена, или Дана, или Звулуна, ну и так далее, то тут уж дудки: нельзя.
Ну, или землю отдай обратно.
Потому что территории не должны переходить из колена в колено, нарушая изначально выстроенный баланс равных (с учетом количественного и качественного фактора) долей.
Надо сказать, что через несколько поколений в один прекрасный день (15 ава) этот ущемляющий права влюбленных и наследников закон будет упразднен, вызвав у народа восторг и ликование. Что и до сего дня отмечается в соответствующий праздник.
Но это потом, а пока…
Мудрецы все пытаются понять мотивы дочерей Цлофхада. И обнаруживают удивительные вещи.
Из которых самой простой будет уже знакомая нам идея о мужских душах в женских телах, в соответствии с которой и дочери Цлофхада добивались равенства в правах с мужчинами именно потому, что сами по сути таковыми (на духовном уровне) и являлись.
Но это, поверьте, далеко не самое интересное.
Ибо сейчас, наконец-то, главная отрада феминисток — комментарии Каббалы (Зоар, Ялкут Реувени), понять которые, впрочем, можно лишь подробно рассмотрев историю отца наших героинь — собственно, Цлофхада.
Итак, про него в Торе сказано следующее:
Когда сыны Израиля были в пустыне, нашли раз человека, собиравшего дрова в день субботний. И те, которые нашли его собирающим дрова, привели его к Моше и Аарону и ко всей общине. И оставили его под охраной, потому что не было еще определено, как с ним поступить. И Г-сподь сказал Моше: смерти да предан будет человек сей; забросать его камнями всей общине за пределами стана. И вывела его вся община за стан, и забросала его камнями, и умер он, как повелел Г-сподь Моше.
Как вы уже догадались, вот этим самым «собирателем дров» и был Цлофхад, правда оставленный Писанием инкогнито, дабы не стыдить человека, но лишь привести пример дурного поступка (для Торы такой подход, как мы помним, весьма характерен).
Более того, комментаторы даже оправдывают этого, на первый взгляд, «грешника», приписывая ему самый возвышенный мотив — он, якобы, специально нарушил шабат и таким образом принес себя в жертву, дабы другим, наблюдающим его горький опыт, не повадно было.
Иными словами, он, будучи праведным и благородным человеком с явно выраженной эмпатией к соплеменникам, при этот точно понимал, с кем имеет дело — он знал, что кто-то из евреев обязательно совершит оплошность, нарушив законы святой субботы, и осознанно превратил себя в наглядное пособие жестокой кары за оное.
Именно поэтому у героя выросли такие праведные дочери. Ну, а как иначе-то?
Но это лишь верхний слой крема на торте. А те, что глубже — еще удивительнее.
Итак, про Цлофхада сказано, что он умер «за свой грех». На иврите это звучит как «хето» и пишется так: חטאו.
При этом, памятуя известную традицию комментаторов превращать отдельные слова в словосочетания, остановимся и на этом случае. И здесь каббалисты (Зоар, Ялкут Реувени) прочитывают слово «его грех» как «חאט ו», т.е. «грех шестого» (помним, что в иврите каждая буква — еще и цифра).
И таким образом нас отсылают к известному греху шестого дня творения — преступлению с Древом Познания Добра и Зла.
Вы все, конечно, помните, кто тогда инициировал печальную цепь событий: от срывания и поедания запретного плода и до расплаты за оное.
Правильно, то был змей.
Из-за которого была испорчена самая первая от начала творения суббота в Райском саду. Еще бы: Адам и Хава уже не могли наслаждаться святым днем, зная, что приговор подписан и сразу после окончания шабата им придется убираться из Эдена восвояси.
Но при чем тут Цлофхад?
А при том, что каббалисты обнаруживают в его душе искру змея. И так как змей изгадил субботу, теперь Цлофхаду, носителю части змеиной (а на самом деле ангельской) души, приходится исправлять дело — ценою своей жизни учить евреев тому, насколько суббота свята и неприкосновенна.
Но при чем тут феминизм?
А вот при чем.
Как мы помним, змей обманул именно женщину, и та за свою доверчивость горько поплатилась: «А жене сказал (Б-г): умножая умножу муку твою в беременности твоей; в муках будешь рожать детей, и к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою» (Берешит, 3:16).
Обратите внимание на последнюю часть проклятия: мужчина будет господствовать на женщиной.
Но только до тех пор, пока… Цлофхад не погибнет, прославляя шабат, а его дочери не начнут оспаривать его наследство.
Потому что (ах, каббалисты — как же у них все логично!) все пять женщин несут в себе душу Хавы. Которой в данном историческом контексте змей (Цлофхад) не портит жизнь, а, наоборот, помогает ее улучшить.
И хотя работа по возвращению изначально задуманного Творцом равноправия далеко не завершена, начало ей положили именно Махла, Ноа, Хогла, Милка и Тирца, за что им большое спасибо.
Ну, а мы продолжим их славное дело!
Титульное изображение: Дочери Цлофхада. Картина из иллюстраций к книге "Библия и ее история на тысяче уроков в картинках" под редакторством Чарльза Ф. Хорна и Джулиуса А. Бьюэра, 1908 г. / Wikimedia