Поговорим о преступлениях и наказаниях библейских героев и рассмотрим их поступки сквозь призму пересказов и рассказов-толкований еврейских авторов первых веков. Особенно нас будет интересовать, что скрывается за решением этих авторов избрать апологетическую стезю, или, напротив, пренебречь ею.
Как обычно, отправной точкой истолковательного импульса является загадочность библейского рассказа.
Когда Йисраэль стоял в той земле, Реувен пошел и возлег с Бильхой, и услышал (о том) Йисраэль. И было сыновей Йаакова двенадцать.
Этот крайне лаконичный рассказ, умещающийся в один стих, сообщает о грехе, совершенном первенцем Иакова Реувеном. К стиху о составе преступления добавлен стих, констатирующий количество сыновей патриарха, — на первый взгляд, без особой надобности, но, как мы увидим далее, неспроста.
Итак, первенец, покусившийся на подругу отца — ситуация из ряда вон выходящая, способная поразить читателя, и как таковая требует восполнения деталей, которых в библейском повествовании нет. Сразу же возникает вопрос: А что произошло после того, как Иаков узнал о недостойном поведении сына? Согласно библейскому законодательству, посягательство сына на женщину отца является серьезным преступлением и подлежит весьма суровому наказанию (Лев. 18:7, 21:10). Однако о наказании Реувена не сообщается ничего; Реувен появляется в следующем библейском рассказе, о продаже Иосифа (Быт., гл. 37), из чего следует, что он не был ни казнен, ни изгнан.
Недоумение иного рода возникает по поводу роли Билхи (Ваалы), наложницы Иакова, ставшей, после смерти Рахели, наиболее близкой к нему женщиной. Идет ли речь об изнасиловании женщины или о добровольно совершенной измене? Обо всем этом библейский повествователь не сообщает, но уже древние читатели текста обратили внимание на то, что статус Реувена после преступления изменился. Первенец должен получить долю вдвое большую, чем другие наследники, Реувен же, вопреки правилам (Втор., 21:15), получил столько же, сколько другие братья, то есть был низведен из статуса первенца; а статус этот был отдан младшему Иосефу — первенцу, рожденному от Рахели.
Пусть живет Реувен и не умирает, (хоть) и будет в нем не много народу.
В этом стихе недвусмысленно провозглашено право Реувена остаться в живых, стало быть это право ему даровано. Несмотря на прегрешение? В попытке уравнять его с братьями? Возможно, на это и намекает повествователь в Быт. 35:22, констатируя незыблемость числа 12 — двенадцати сыновей Иакова. Согрешивший сын волею отца сохранен, не изгнан и не казнен. Малочисленность его будущего колена, видимо, и есть наказание за его проступок.
Эхо отцовского порицания согрешившему когда-то первенцу можно ощутить в прощальном напутствии Иакова в Быт. 49: 3-4.
Реувен, ты первенец мой,
моя мощь и начаток моей силы,
прославленный и могучий,
безудержный, как вода (פַּחַז כַּמַּיִם –), не быть тебе главным!
Взошедши на ложе отца,
осквернил! На мое ложе он взошел!
Эти стихи будут будоражить воображение интерпретаторов и приведут к рождению рассказов-реконструкций, в которых наш герой и его поступок будут отображены и дополнены многими деталями. Но прежде, чем мы перейдем к ним, вот наиболее древнее подтверждение реконструируемому рассказу о грехе Реувена и его прощении, которое обнаруживается в наиболее поздней библейской книге — Хрониках:
Сыновья Рувима, первенца Израилева, — он первенец; но, когда осквернил он постель отца своего, первенство его отдано сыновьям Иосифа, сына Израилева, с тем однако ж, чтобы не писаться им первородными.
Хроники 1, 5:1
Это минималистское прочтение все еще оставляет ряд вопросов и не восполняет деталей, которые оказываются в центре внимания последующих интерпретаторов.
Так, “Завещание Реувена”, апокрифическое сочинение эпохи Второго Храма, дошедшее до нас на греческом языке, рассказывает о том, что грех Реувена случился в результате досадного стечения обстоятельств, поразительно напоминающих подобные в истории Давида и Бат-Шевы (2 Сам 11:12).
Ибо, если бы не узрел я Баллу, когда купалась она в скрытом месте, не впал бы я в беззаконие великое. Захватила меня мысль о наготе женской и не давала мне уснуть, пока не совершил я ту мерзость. Когда Иаков, отец мой, ушел к Исааку — а были мы в Гадере близ Ефрафы в Вифлееме (Быт. 35:21 и след.) — опьянела Балла и лежала непокрытая в спальне своей. Вошел я и, увидев наготу ее, сотворил нечестивое, а она не чувствовала, и я отошел, оставив ее спящей. И тотчас ангел Божий открыл нечестивое дело мое отцу моему. Придя, сетовал он на меня, а к Балле более не прикасался.
Завещание Реувена, 3: 11-15
То есть Реувен оказался соблазнен зрелищем купающейся Билхи. Он не то, чтобы оказывается не виновным, но, с точки зрения рассказчика, сам характер его преступления становится более понятным и не столь чудовищным. Интертекстуальное использование ситуации соблазна из истории о царе Давиде придает рассказу дополнительную силу и нечто архетипическое: даже библейские персонажи, великие люди, легко становятся игрушкой собственных страстей и не могут устоять пред видом женском наготы. Рассказчик также создает некую апологию Билхе — в момент соития она была пьяна, что, конечно, не поощряемо, но явно смягчает и ее вину в происшедшем. Бедная женщина не намеревалась изменить своему мужу, но лишь невольно, будучи в состоянии опьянения, оказалась средством утоления преступной страсти пасынка. Сон ее настолько крепок, что факт соития так и останется для нее неизвестным, а ее супруг узнает о случившемся от ангела, который был свидетелем всему. Присутствие ангела важно рассказчику: ведь если бы акт невольного прелюбодеяния остался в тайне, то праотец продолжил бы жить со своей наложницей как с женой, что с точки зрения закона теперь недопустимо.
Аналогичный мотив обнаруживается и в книге Юбилеев.
И Иаков пошел дальше и жил к северу в Магд-Ладре Еф(рафа). И он пошел к своему отцу Исааку, он и его жена Лия, в новолуние десятого месяца, и Реувен увидел Баллу, служанку Рахили, наложницу своего отца, когда она купалась в воде в уединенном месте, возымел любовь к ней, и спрятался ночью, и вошел в жилище Баллы, и нашел ее одну ночью лежащей на своей постели и спящей в своем жилище. И он лег к ней на ложе, и открыл покрывало ее; и она схватила его и вскрикнула. И когда она узнала его, что это был Реувен, застыдилась его, и отняла свою руку от него, и убежала, и очень скорбела о случившемся, но не сказала ничего ни одному человеку. И когда Иаков пришел и отыскивал ее, она сказала ему: “Я не чиста для тебя, но обесчещена для тебя, ибо Реувен обесчестил меня, и лег со мною ночью, когда я спала у себя, и я не узнала его, пока он не открыл моего покрывала, и он спал со мною”. И Иаков сильно разгневался на Реувена, что он спал с Валлою и открыл покров своего отца. И Иаков не приближался более к ней, так как Реувен обесчестил ее, и пред всеми людьми открыл покров своего отца. Ибо поступок его был очень нехорош; это постыдно пред Господом…
Книга Юбилеев, 33
Автор книги Юбилеев обычно очень апологетичен к членам семейства патриархов. Однако даже он не может оправдать Реувена иначе, чем при помощи столь сильного для людей того времени аргумента — всесокрушающей силы соблазна. Некоторые мотивы этого рассказа-трактования напоминают рассказ о Иосефе и жене Потифара: Реувен ведет себя подобно жене Потифара, а наложница Иакова — подобно праведному Иосефу. Рассказчик из книги Юбилеев гораздо менее благосклонен к Реувену, чем предыдущий: в “Завещании Реувена” Реувена предстает более обманщиком, нежели насильником, а женщина остается в полном неведении о случившемся. Здесь же Реувен представлен насильником: он не уходит и после того, как женщина узнает его. Билха представлена женщиной глубоко порядочной и блюдущей свою честь. Она находится во власти сна, когда Реувен оказывается в ее постели, и, пробуждаясь, обнаруживает, что возлежащий с ней мужчина не ее муж, а сын ее мужа, что причиняет ей страдание. Несмотря на возможность сокрыть происшедшее, она повествует о случившемся супругу.
Возвращаясь к общему для двух рассказов мотиву рокового купания, к причине соблазна, следует заметить, что, возможно, развитие этого мотива обусловлено экзегетической подоплекой. Вспомним, что в последнем обращении Иакова к Реувену сказано פַּחַז כַּמַּיִם — выражение редкое и трудное для перевода, очень условно переведенное выше как «бушевал как вода». Слово פַּחַז, как правило, появляется в контексте описаний недостойного поведения, раскрепощенных страстей, сексуального соблазна. Но почему, мог бы спросить последовательный эгзегет, вышедшая из-под контроля страстность Реувена сравнивается с водой? В развитии сюжета рассказов Завещания и Юбилеев, скорее всего, кроется попытка ответа: предлагается понимать פַּחַז כַּמַּיִם («бушевал как вода») как פַּחַז בַּמַּיִם — то есть «вожделевший в воде», и вся история с купанием женщины — это попытка инсценировки такого прочтения стиха.
Интересно, что в этом рассказе находит свое выражение древная, пре-талмудическая галахаческая норма: замужняя женщина, коей овладел другой мужчина, до конца дней своих запретна для мужа. И Билха, зная об этом, не допускает к себе Иакова. Во всем этом видна тенденция автора книги Юбилеев быть апологетом женских персонажей, тенденция, которая прослеживается и в других его библейских пересказах.
Мидраш наследует от литературы эпохи Второго Храма комплекс мотивов вокруг прегрешения Реувена. Даже мотив соблазна в воде вскользь упоминается в Берешит Рабба, но не занимает там центрального места. Но если в литературе эпохи Второго Храма апологетическая тенденция только намечается, то некоторые из талмудических мудрецов доводят ее до крайне радикального развития.
Cказал р. Шмуэль бар Нахмани от имени р. Йонатана: Тот, кто говорит, что Реувен согрешил, ошибается! Как сказано …..
А что же тогда сказано в Писании «Реувен пошел и переспал с Валлою, наложницей…»? Учит тебя Писание, что он опрокинул постель своего отца, а это преступление тяжело, как если бы переспал бы с наложницей отца!
От имени танаев, р. Шимон бен Эльазар: Защищен тот праведник от этого греха! Не может такого быть, чтобы потомство грешника стояло на горе Эйвалт и говорило: «Проклят тот кто спит с женой отца…» (Втор. 27) А что же тогда сказано в Писании «Реувен пошел и переспал с Валлою, наложницей…»? Оскорбился за свою мать. Сказал: Если сестра матери была ее соперницей, то теперь рабыня сестры моей матери станет соперницей ее! Восстал и опрокинул постель отца.
ВТ Шаббат, 45б
То есть грех Реувена, с точки зрения этих апологетов, состоит в том, что будучи недоволен выбором отца, заместившего умершую Рахель ее служанкой, а не матерью Реувена Леей, он дал выход своему гневу в поступке оскорбительном и символическом — обрушил отцовское ложе. И нет тут никакого сексуального преступления, а есть лишь преувеличенная мужская ярость молодого человека. Но такой подход делает необъяснимым дальнейшее лишение первородства и права наследования вдвое больше других. Искусственность подобного построения ощутима и находит свое выражение в риторике этих экзегетов.
Иные же продолжают считать Реувена грешником, но тот оказывается прототипом грешника, осознавшего свое преступление, раскаявшегося в нем и силой своего раскаяния обретшего новый мир.
«И услышал Реувен…» (там же, ст. 21) — а где он был? Рабби Йеѓуда сказал: Каждый из них служил по дню отцу своему, а тот день был Реувена; рабби Нехемия сказал: Я первенец, и грех падет именно на меня! Мудрецы говорят: Он причислил меня к братьям, а я не спасу его?! Я думал, что отвержен я из-за того дела, а он причислил меня к [прочим] братьям: «Вот, солнце и луна и одиннадцать звезд…» – а я не спасу его?! Сказал ему Святой, благословен Он: Ты начал [говорить] о спасении — жизнью твоей [клянусь], что города-убежища будут выделены сперва в твоем уделе — об этом написано: «Бецер в пустыне, в краю равнин у колена Реувена…» (Дварим 4:43).
Берешит Рабба, 84:15
Речь идет о расправе братьев над сновидцем Иосефом. Иосеф видит сон, в котором иносказательно представленные в виде звезд братья поклоняются младшему Иосефу. Сон однозначно воспринимается братьями как посягательство братца на первородство: он станет главой рода и вступит в права на наследие отца, от коего получит вдвое, тогда как остальные будут довольствоваться одной долей. Это “посягательсто”, казалось бы, естественно, ведь теперь Реувен уже лишен права первородства, а Иосеф — первенец патриарха от Рахели. Однако сыновья двух других жен Иакова с этим, скорее всего, не согласны. Гнев братьев побуждает их к преступлению — они замышляют убить Иосефа, но благодаря вмешательству Реувена не убивают, а заключают в пустом колодце.
Это матрица библейского повествования, от нее отталкивается толкователь, задаваясь вопросом, что же побудило Реувена пойти против желания братьев. И оказывается, что Реувен всю свою жизнь страдает, мучается и раскаивается в том грехе, который он совершил. И если остальные братья видят во сне Иосефа попытку превзойти их, и это их подавляет, то Реувен видит во сне Иосефа только то, что в глазах брата он такой же, как и другие братья, и его грех, грех прелюбодеяния, не превратил его в парию в глазах сновидца. Единожды согрешивший и познавший страдания кающегося грешника Реувен готов идти против воли большинства и искать способы спасти преследуемого Иосефа.
«Реувен же вернулся к колодцу…» (Берешит 37:29) — а где же он был? Рабби Элиэзер сказал: пребывал он во вретище и посте, когда же освободился, пошел взглянуть на колодец — об этом написано: «Реувен же вернулся…» Рабби Йеѓошуа сказал: Все заботы о доме были возложены на него; когда же освободился, пошел заглянуть {в колодец} — об этом написано: «Реувен же вернулся к колодцу…» Сказал ему Святой, благословен Он: Никогда еще человек, согрешив предо Мною, не предавался раскаянию. Ты первый открыл путь к раскаянию — жизнью твоей [клянусь], что и твой потомок откроет путь к раскаянию! А кто это? — Это пророк Ѓошеа: «Обратись, Израиль, к Господу, Богу своему» (Ѓошеа 14:2).
Берешит Рабба, 84:19
В этом отрывке мы вновь встречаемся с типичной для мидраша методикой, названной первым исследователем мидраша Иссаком Гайнеманом «созидательной филологией». Отталкиваясь от текстуальных проблем, рассказчик созидает новый текст, восполняя связи внутри текста и создавая новую конвенцию с читателем. Ведь рассказ об извлечении Иосефа из колодца, в который его бросили братья, следует сразу же после рассказа об учиненной над ним расправе. Тем не менее библейский повествователь говорит, что Реувен «вернулся», стало быть он на какое-то время оставлял братьев! Где же он был? По мнению первого толкователя, он предавался аскетическим подвигам все свое свободное от обязанностей время, тем самым желая искупить совершенный грех. Согласно мнению другого толкователя, он просто был чрезвычайно занят, ибо, ощущая себя виноватым, тяжким трудом хотел искупить свой грех. А в употребленном в стихе глаголе «вернулся» (שוב усматривается намек на понятие תשובה, то есть раскаяние, и на главу из пророка Хошеи, потомка Реувена, в коей именно к раскаянию он призывает Израиль). Таким образом согрешивший в Библии Реувен в мидраше становиться примером раскаяния, извечным патроном и примером любому раскаявшемуся грешнику.
Рассказчик в Берешит Рабба, в отличие от его вавилонского коллеги и от его предшественников в литературе эпохи Второго Храма, не апологетичен к своему герою. Грех Реувена, прощенный отцом, воспринят рассказчиком как своего рода парадигма для грядущих поколений, в коих все еще будут страсти и соблазны, и потому так важно изучать пути возвращения, по которым уже шли библейские герои.