Хотя в чистом виде концепции “совести” в ТАНАХе нет, силы, подсказывающее человеку, как поступать правильно, в иудаизме всё же есть.
Понятие «совесть» — одно из основных в европейской культуре, психологии и этике. Оно было известно еще Цицерону, говорившему о «муках совести», и все европейские термины, это понятие обозначающие, — conscientia, conscience, Gewissen — образованы от греческого συνείδησις, «синейдесис», что означает буквально «со-знание, со-ведание». «Категория этики, характеризующая способность личности осуществлять нравственный самоконтроль, самостоятельно формулировать для себя нравственные обязанности, требовать от себя их выполнения и производить самооценку совершаемых поступков» — так определяет совесть философский словарь
. Обратите внимание, что в этом определении трижды употреблена «приставка» «само-» и дважды — слово «себя»: совесть мыслится как независимый внутренний этический механизм. А в русской языковой картине мира она понимается как некое существо, которое может мучить и грызть, которое можно заглушить или потерять, которое может быть спокойно или неспокойно, которое советует и подсказывает, свидетельствует и судит
.
А что же у евреев? В библейской и околобиблейской картине мира внутренними судьями являются известные всем материальные органы — сердце и почки : «Благословлю Господа, который советовал мне, и ночами наставляли меня почки мои» (Теилим, 16:7), «Держись совета сердца твоего, ибо нет никого для тебя вернее его» (Бен-Сира, 37:17). Сердце как источник жизненных наставлений упоминается в Танахе около шестисот раз. Но обратим внимание на то, что сердце может быть как «непорочным» (Теилим, 119:80), так и «злым» (Мишлей, 26:23), как «чистым» (Теилим, 51:12), так и «буйным и непокорным» (Ирмеяу, 5:23). Внутреннего существа под названием «совесть» в Танахе нет. Однако в трех случаях совет сердца явно выполняет функцию совести, укоряющей героя после совершения дурного поступка:
«И было после того: ударило сердце Давида, что он отрезал край одежды Шаула»
«И ударило сердце Давида после того, как он сосчитал народ»
«То пусть не будет помехой и преткновением сердца для господина моего, что пролил он кровь напрасно и что допустил расправу рукою своею господин мой»
Все три эти стиха относятся к одному герою — Давиду. Видимо, из всех героев Танаха совесть в нашем понимании была только у него одного. Это неудивительно, ведь он «настроил свое сердце молиться» (Шмуэль-II, 7:27), «хорошо то, что у него на сердце» (Млахим-I, 8:18), его сердце было «непорочным» (Млахим-I, 9:4), «цельным» (Млахим-I, 11:4) и «прямым» (Диврей а-ямим-I, 29:17).
А что же у остальных вместо совести? Вместо внутреннего судьи — внешний: «Танах выступает против автономной антропологии, основанной на внутреннем самоанализе. Только Бог открывает истину». Ведь «разве не из уст Всевышнего исходит зло и добро?» (Эйха, 3:38). Недаром слово συνείδησις появляется у Филона не как «совесть», а как «признание истины, открытой в Торе» .
В постбиблейской еврейской культуре сердце и почки по-прежнему оставались неэтическими органами, органами рассуждения. В позднем мидраше прямо говорится: «Почки дают хорошие и дурные советы» (Отиот де-рабби Акива, вариант 1, каф), а в более раннем читаем: «Обо всем, что скрыто в сердце, сказано: “Бойся Бога твоего”» (Сифра Кдошим, 3). С совестью же картина иная. Если в библейской картине мира совести мало, то в талмудической — слишком много. У мудрецов Талмуда две совести, хорошая и плохая:
«Лучше отрок бедный и мудрый, чем царь старый и глупый» (Коелет, 4:13). «Отрок бедный и мудрый» — это доброе начало, а почему «бедный»? Потому что никто его не слушается. А «царь старый и глупый» — это дурное начало, а почему «царь»? Потому что все его слушаются» (Коелет раба, 4, также глава 9).
Два этих существа живут в человеке с младых ногтей: «Антонин спросил Рабби [Йеуду а-Наси]: “С какого времени появляются в человеке дурные наклонности (йецер a-pa)? [Рабби] ответил: “С того часа, когда он созидается”. Сказал [Антонин]: “Если это так, он прорвал бы утробу [матери] и вышел наружу. Нет, [это происходит], когда он вышел на свет”. И признался перед ним Рабби, что это соответствует словам Писания: “Ибо помысел сердца человека зол от юности его”» (Берешит Раба, 34:10). Оба они наставляют, оба они пытаются склонить человека на свою сторону. Это две «совести-до». А вот «совести-после» в культуре Талмуда по-прежнему нет, вместо самоанализа и возвращения к себе — возвращение к Всевышнему, «тшува». Только в Новое время, в XIX веке, писатели, пишущие на иврите, ввели в оборот понятие «совесть», использовав для его передачи редкое библейское слово «мацпун». Впрочем, эта увлекательная тема относится уже не к истории идей, а к истории слов.