Трогательная и душераздирающая история, возможно, самого нежелательного успеха, какой только можно себе представить.
Библейское повествование о Ифтахе и его дочери 
раздирает душу и порабощает разум. Тот, кто прочел, что случилось по дороге к Ифтахову дому, уже никогда не посмотрит на отношения между отцом и дочерью, родителем и ребенком, Богом и человеком прежним взглядом. Несколько лет не давала мне покоя девочка-подросток, которая так любила отца и Бога — так любила, что казалось, так сейчас любят только на страницах сценариев для болливудских фильмов. Эта ни к чему хорошему не приводящая, но достойная уважения и преклонения любовь и находит свое выражение в тексте, который вы сейчас прочтете.
Вы знаете это ощущение абсолютной, разносящей на части нежности от того, что у вас на шее лежит беспомощная головка вашего только что родившегося ребенка? Оно неповторимо и несравнимо ни с чем. Особенно если Бог дал вам одного ребенка.
У судьи Израилева Ифтаха и его горячо любимой жены была всего одна дочь. Вслед за Фейхтвангером будем звать ее Яэль, что на иврите означает «нубийская козочка».
Отец Ифтаха тоже был судьей, но сыну не дано было взять и унаследовать это звание. Для начала ему пришлось доказать свою смекалку и смелость в борьбе со сводными братьями, которые прогнали его со двора под предлогом того, что мать Ифтаха — любимая жена их общего отца — блудница и чужестранка и что не подобает такому полукровке жить в доме уважаемого судьи, да благословенна будет его память. Поначалу туго пришлось отщепенцу, но со временем он нашел себе место под солнцем, завоевав уважение сурового люда, с которым бродил по пустыне: беглецов, разбойников, изгоев. Возглавив то, что в конце XX века назвали бы бандформированием, он начал заниматься тем, что тогда же стали называть рэкетом. Число городов, с которых собиралась дань, все росло, а с ним шла в гору и репутация Ифтаха как блестящего военачальника, ушлого политика и справедливого вождя. «Слава Ифтаха как воина достигла Гил‘ада, старейшины которого обратились к нему с просьбой возглавить жителей Гил‘ада в их войне с Аммоном. Ифтах принял предложение при условии, что он будет главой народа и в мирное время. Перед тем как выступить в поход, Ифтах дал обет в случае победы принести в жертву Богу того, кто выйдет из ворот дома его навстречу ему. Ифтах нанес поражение аммонитянам» (Электронная еврейская энциклопедия).
Ифтах очень любил свою жену. Но был на свете еще один близкий ему человек, с которым его соединяла ни с чем не сравнимая связь, и любил он жену еще больше за то, что она родила этого человека — их общую дочь Яэль.
Верная своему имени, Яэль с удовольствием проводит многие часы в горах, уходя туда с подругами и в одиночку, воспевая своего отца и Бога. Мы живо представляем себе эту смуглую девочку-подростка, стоящую над обрывом и возносящую искреннюю, немного наивную молитву, ритмом напоминающую то, что в XX веке начали называть рэпом:
Холодно, страшно сверкают глаза;
на львином лице,
как гроза, — глаза.
В этих глазах огонек —
сядь на пенек,
послушай меня, я — Яэль,
моя цель — прославить отца —
молодца, мудреца, богова бойца,
истца единения —
сена и стога, народа и Бога —
его путь-дорога-стезя не убога,
хоть и много
людей, что стоят на пути;
он судит их строго — иначе нельзя, —
но по чéсти,
честно и праведно,
на все сто — нет, все двести!
Короче.
Папины очи —
Черные, страстные, — очи прекрасные,
Очи, как ночи, смертельно опасные,
Пророче-ским пламенем — да, даже очень —
Поглощены;
В них играет огонь;
в них стихия — не водная, животная —
в них зеленый огонь — руки прочь, не тронь!
Так выглядит Он, наш Господь и Бог,
на облаке восседая, страх во врага вселяя,
распространяя ужас, трепет внушая;
так выглядит папа — гордый лев, храбрый воин,
скромен, силен, спокоен, хвалы достоин.
На вершине лесистой горы я стою
и эфир — эликсир — пью, гимн отцу пою;
я пьяна от любви к нему… и к Нему.
Он царит в стране Тоб,
в моем сердце царит;
вот тфилин мне на лоб —
он из косм дождя —
вот на плечи талит,
он укроет меня,
он меня защитит.
В Яэль можно узреть одного из первых экстатичных богословов и, более того, мать-прародительницу образа монахини, отрекающейся от плотских радостей, сливающейся с Богом посредством молитвы. Но больше всего подходит Яэль роль вечной дочери. Отец и Бог в одном лице — это и есть единственный мужчина в ее жизни.
Возвращаясь домой с победой, к великому горю своему, Ифтах видит, как встречать его, с бубенцами и песнопением, выходит единственная его дочь. Яэль не упрекает отца ни в чем. Обет есть обет. Она догадывается, что Бог заметил ее и специально вложил слова клятвы в уста Ифтаха, зная, что тот клятву исполнит. Бог похитил Яэль, как алмаз из сейфа. А доставил ее сам начальник охраны — Ифтах.
Яэль лишь просит у отца уйти на два месяца в горы, чтобы там оплакать свою невинность. И с края неприступного обрыва звенит ее вечно девичий голос:
Я к папе по первому зову лечу,
Веселюсь, хохочу,
я ему доверяюсь, льну, как агнец,
и нежно шепчу: ты — мой царь и мой бог,
моя песня и танец, исток и итог,
я с тобою есть… и навеки останусь.