История Йосефа (Иосифа Прекрасного), любимого сына праотца Яакова — безусловно, один из самых ярких и запоминающихся эпизодов Пятикнижия, нашедших отражение в культуре еврейских общин всего мира. Но в творчестве сефардских и восточных общин образ Йосефа издавна занимает особое место.
Главным героем Пасхальной аггады, рассказа об Исходе, по праву считается Моисей (Моше), поэтому совершенно логично, что именно истории Моисея в большинстве как старинных, так и современных изданий Аггады посвящено наибольшее количество иллюстраций. Однако в трех наиболее известных сефардских иллюминированных пасхальных Аггадот XIV века — «Сараевской», «Золотой» и так называемой «Сестринской аггаде» (названной так израильским историком искусства Бецалелем Наркиссом за ее сходство с «Золотой Аггадой»), созданных в Барселоне, центральный персонаж большинства миниатюр — это не Моше, а Йосеф. И самому Моисею, и трем праотцам еврейского народа посвящено гораздо более скромное количество иллюстраций. В «Сараевской аггаде», например, Йосеф является центральным персонажем почти трети всех миниатюр.
Естественно, чтобы оправдать это предпочтение, иллюстратору следовало подчеркнуть роль Йосефа как предшественника Моше на посту руководителя и духовного наставника сынов Израиля. Художник, иллюстрировавший «Сараевскую аггаду», изобретательно решил эту проблему. Ему удалось передать идею преемственности, не нарушая хронологического порядка изображаемых событий. На 20-м листе иллюстраций мы видим две миниатюры, объединенных сюжетно и композиционно: центральный персонаж каждой из них, помещенный в деревянный «ковчег», находится в воде, окруженный группой людей. На верхней миниатюре изображены египтяне, опускающие гроб Йосефа в Нил. Это — иллюстрация к мидрашу (Сота, 13:71), согласно которому египтяне погребли тяжелый металлический гроб с останками Йосефа на дне Нила, чтобы его благословение не ушло из Египта вместе с останками, которые сыны Израиля должны были забрать с собой, покидая страну Исхода. Нижняя миниатюра изображает Йохевед и Мирьям, пускающих на воду корзину с младенцем Моше и дочь фараона, которая в сопровождении служанок входит в воду и вынимает дитя из корзины. Совершенно очевидно, что с помощью этой параллели художник хотел проиллюстрировать идею преемственности: на смену умершему лидеру, спасшему народ в годы голода, рождается новый, который выведет сынов Израиля на свободу.
Многие сцены из жизни Йосефа, изображенные на миниатюрах в этих трех барселонских средневековых аггадот, не встречаются в других произведениях еврейского прикладного искусства, ни средневековых, ни созданных в более позднюю эпоху.
Одной из причин, по которой центральным персонажем значительной части иллюстраций в этих трех аггадот художник сделал именно Йосефа, было, несомненно, пожелание заказчика. Богатый и влиятельный человек хотел подчеркнуть сходство своей судьбы и роли в жизни общины с судьбой и ролью Йосефа, сумевшего возвыситься в изгнании, став “вторым после царя”. Яркий пример такого еврейского лидера — дон Шмуэль Абулафия, “tesorero mayor del rey” (“главный хранитель королевской сокровищницы”) короля Кастилии Педро I Жестокого. В 1357 году дон Шмуэль Абулафия построил в Толедо великолепную синагогу.
Но существует еще одна, не менее важная причина, по которой на роль центрального персонажа миниатюр в средневековых сефардских аггадот был выбран именно Йосеф. Это мусульманское влияние на культуру евреев-сефардов, сохранявшееся и после Реконкисты. В культуре практически всех мусульманских народов образ Йосефа-Юсуфа занимал значительное место. Порой мусульманские теологи даже сравнивают его с Мухаммедом, значение миссии которого современники также оценили не сразу. Он — единственный из всех библейских персонажей, которому в Коране посвящена целая сура (12-я сура “Юсуф”). Она содержит пересказ библейской истории, однако с некоторыми “коррективами”. Попытка госпожи, жены вельможи Потифара (в кораническом варианте истории они оба безымянны) обвинить Иосифа в изнасиловании предшествует в Коране знаменитой сцене “кровавого” пира, во время которого приглашенные хозяйкой египетские знатные дамы, пораженные красотой юноши, ранят себе руки. Сцена пира, отсутствующая в Письменной Торе, очевидно, попала в Коран из Мидраша Танхума. В Коране безымянный хозяин Юсуфа благодаря помощи родственника разоблачает козни жены и оправдывает юношу, но тот сам молит Бога о темнице, напуганный домогательствами хозяйки и ее подруг.
12-я сура описывает жизнь Юсуфа-Йосефа начиная с его первых провидческих снов и заканчивая сценой на пиру, устроенном женой его господина для знатных дам. Однако в исламском предании история получает неожиданное развитие, отличное от библейского сюжета. Безымянная коварная соблазнительница получает имя — ее зовут Зулейха. Она искренне раскаивается и предается аскезе, а после смерти мужа вступает в брак с Юсуфом, завоевав его любовь.
В исламской литературе существует около 150 произведений, посвященных истории любви Юсуфа и Зулейхи. Наиболее известное из них — одноименная поэма (1009–1020), приписываемая великому Фирдоуси, автору знаменитого эпоса “Шахнаме”.
В среде евреев-сефардов под влиянием мусульманской традиции также возникло множество подобных поэтических произведений. Образ Йосефа продолжал оставаться любимым и популярным в сефардской диаспоре, в основном в исламских странах, и после изгнания из Испании (1492 год). Это и знаменитый романс «Коплаш де Йосеф а-цаддик» Авраама Толедо, и другие многочисленные романсы на ладино, и созданное в конце XIX – начале XX вв. в Стамбуле драматическое произведение «Иосиф, проданный своими братьями». В XIX в. Йосеф Шаббати Пархи из Иерусалима пишет 120-ти страничный роман, посвященный своему библейскому тезке.
Существует рукопись на персидско-еврейском языке, переписанная Элиягу Бен-Нисаном Аль-Гурджи (переписчик завершил работу в 1853 году). Она содержит 28 миниатюр, подробно иллюстрирующих историю Йосефа и Зулейхи. Манускрипт датирован согласно еврейскому и мусульманскому календарям. Многие из миниатюр иллюстрируют известные мидраши, но есть среди и них и те, источники которых неизвестны еврейской традиции (например, миниатюры, на которых изображена женитьба Йосефа на Зулейхе и сцена ее самоослепления после его смерти).
Этот иллюстрированный манускрипт был создан в священном городе шиитов Мешхеде в эпоху правления шаха Наср-ад-дина, обязавшего в 1839 году всех мешхедских евреев принять ислам. Для них, ставших криптоиудеями, образ Йосефа приобрел особую значимость — он, как и они, был вынужден жить на чужбине и скрывать свою веру. Образ Йосефа продолжает сохранять особую значимость для мешхедских евреев даже в XX веке, когда многие из них репатриировались в Израиль. Ежегодно устраивался аналог “пуримшпиля” — театральное представление, рассказывающее историю Йосефа и Зулейхи.
В тех мусульманских странах, где, в отличие от Персии, человеческие изображения были запрещены — Марокко, Тунисе, Алжире, Сирии, Земле Израиля, Ираке связь имя Йосефа появляется на амулетах, относящихся к области “народной религии”. Это амулеты, призванные облегчать роды, оберегать роженицу и детей. Такой выбор логичен: Йосеф родился у любимой жены Яакова после долгих лет бесплодия; он был самым любимым из сыновей своего отца и достиг высокого положения, почестей и богатства.
Религиозные авторитеты местных общин даже пытались найти подтверждение этому взгляду на Йосефа как на защитника детей в священных книгах. В целях защиты обычно использовались слова, сказанные Яаковом своему любимому сыну: «Росток плодоносный Йосеф, росток плодоносный при источнике». Еще в древности эти слова применялись как средство от дурного глаза. По словам р. Абаху, следует читать не «при источнике» (עלי עין), а «выше (с)глаза» (עולי עין), т.е. Йосеф и его потомки «выше дурного глаза», он над ними не властен. Р. Йоси толкует благословение Яакова сыновьям Йосефа, Эфраиму и Менаше «как рыбы во множестве будут среди земли» (Берешит, 48:16) как указание на то, что «как рыб морских покрывает вода и не властен над ними дурной глаз, так и над потомством Йосефа он не властен».
Вавилонский Талмуд повествует об аморае р. Йоханане бар Нафха, у которого было в обычае сидеть у ворот миквы и смотреть на еврейских женщин, возвращающихся после омовения. Р. Йоханан, славившийся своей красотой, объяснял свой обычай тем, что «дщери Израилевы посмотрят на него, и родится у них потомство красивое, подобно мне». На вопрос мудрецов, не боится ли он дурного глаза, р. Йоханан отвечал, что происходит из потомков Йосефа, над которыми не властен дурной глаз.
Амулет с благословением Яакова Йосефу носили мальчики до 7-8 лет. Раввин общины благословлял ребенка, возлагая руки ему на голову и произнося «бен порат Йосеф» («источник плодоносный Йосеф»).
Также религиозные авторитеты сефардских общин призывали паству вспоминать о Йосефе всякий раз, когда требовалась защита. Мудрецы сефардских и восточных находили в ТаНаХе и другие намеки на то, что Йосеф выполняет по отношению к своим потомкам роль защитника. Согласно их изысканиям, с Йосефом и его ролью охранителя оказалась связанной “хамса” (“пятерня”) — чрезвычайно популярный на мусульманском Востоке амулет от сглаза. В знаменитом благословении Яакова пять слов, Йосеф берет с собой на аудиенцию у фараона пятерых братьев, а в Псалмах появляется имя Йосефа встречается в форме “Госеф” (добавлена буква “ה”, числовое значение которой равно пяти).
Имя Йосефа используется в сефардских и восточных общинах во время переходных обрядов, например, свадеб. В оформлении ктуббот XIX в. использовались фрагменты из благословения Яакова в сочетании с изображением глаза и рыб (символом плодородия и намеком на то, что потомство Йосефа защищено от дурного глаза, подобно тому, как рыб защищает вода).
Подобное сочетание рыб, хамсы и имени Йосефа было популярно среди представителей старого сефардского ишува в Эрец Исраэль. Эти элементы, к которым иногда добавлялись фотографии хозяев, было принято изображать на доске, повешенной на стену для “защиты” дома.
По материалам статьи израильского искусствоведа Шалома Цабара The Joseph Story in the Bible and Throughout the Ages.
Титульная иллюстрация: Иосиф. По картине Лоуренса, 1874 г. / Wikimedia