О смысле жертвоприношения Ицхака как символического диалога со Всевышним.
По словам выдающегося датского философа Серена Кьеркегора, «повесть об Аврааме имеет ту удивительную особенность, что вечно остается чудесной». В своей работе «Страх и трепет» Кьеркегор характеризует Авраама как рыцаря веры 
, содержащей в себе парадокс, веры абсурдной с точки зрения чисто человеческой логики. «Он верил, что Господь не потребует у него Йицхака, хотя и был готов принести его в жертву, если бы это потребовалось. Он верил в силу абсурда… потому что всяким человеческим соображениям давно настал конец».
В начале своего произведения Кьеркегор мимоходом замечает, что не владеет древнееврейским, знание которого могло бы помочь ему постичь смысл этого эпизода. Попробуем, вооружившись ивритом, оспорить прочтение Кьеркегора, а вместе с ним и общепринятое крайне серьезное восприятие этой истории, которое, как правило, не замечает смеха, скрытого в имени Йицхак .
Авраам — это тот, кто открывает Творца, кто постигает существование Отца всего сотворенного, кто заключает с Ним завет, ищет совместного созидания. Но безграничная устремленность к Отцу ведет не к созиданию, а к растворению в Нем, к исчезновению в смысле отсутствия плодов (отпрысков, потомков), то есть чревато жертвой сына. Устремляясь к единению с Отцом, воспринимаешь себя Его единственным Сыном. Быть может, смысл непринятой жертвы как раз в том, чтобы дать понять Аврааму, что это неверный путь, что сыном должен стать вовсе не сам Авраам, а некая более сложная и гармоничная структура, создание которой должен обеспечить именно он, открыватель Отца (недаром имя ему Авраам — отец народов!). В этом-то и заключается столь желанное совместное созидание. Смешно предполагать, что Отец желает принесения Йицхака в жертву, ведь этот шаг означал бы конец затеянной Им истории.
Авраам «со смехом» (с Йицхаком) поднят на гору Мория и «со смехом» (с Йицхаком) спущен оттуда на землю, где и должен осуществляться долгий путь совместного созидания. Смех, заключенный в Йицхаке, призван остудить излишне жаркую, все затмевающую перспективу форсированного единения с Творцом.
Так что же, Авраам должен был отказаться от жертвоприношения сына? Разумеется, нет. Сложная диалектика взаимоотношений с Отцом требовала его согласия, ибо готовность пожертвовать сыном свидетельствует о категорическом отказе занять место Отца, выказывает последовательное неприятие отцеубийства. При этом готовность Авраама к жертве, обусловленная жаждой единения с Отцом, дополняется другой готовностью — готовностью сына (Йицхака) стать этой жертвой . Готовность смеха (Йицхака) быть связанным и пойти на заклание столь же необходима, как смех развязки. Чтобы разрешиться смехом, нужно стреножить смех, в противном случае он рискует быть кощунственным. Так отец и сын, каждый в свой черед выражающие готовность к жертве, которая в конце концов не будет принята Отцом, вместе становятся тем вечным Сыном, за чьим ростом и становлением Отец со смехом будет наблюдать.