Статья

Еврейские профессии

Еврейские профессии

О различных профессиях, непосредственно связанных с еврейским образом жизни, и прежде всего с религией.

Что такое «еврейская профессия»? В разное время и в разных странах на этот вопрос отвечали по-разному: ростовщик, арендатор, шинкарь, лавочник, коробейник, портной, сапожник, врач, адвокат или даже красильщик тканей (в Бухаре XIX века). Однако речь пойдет не об этом, но о различных профессиях, непосредственно связанных с еврейским образом жизни, и прежде всего с религией.

Раввин

Раввина иногда называют еврейским священником. Разумеется, это неверно, духовенства, в христианском смысле слова, у евреев нет. (Подробней об этом рассказываем в отдельном материале). Раввин, это, прежде всего, человек, обладающий глубокими и обширными познаниями в еврейском законе. Поэтому большую часть времени традиционные раввины отвечали на бесконечные вопросы своих прихожан, касающихся кашрута, субботы, семейных отношений…

— А, Беня! — произносит раввин, взглянув на эту фигуру. — Что ты скажешь, Беня? — Что мне сказать? — отвечает Беня, почесав затылок.— Так, ничего… <...> Дремлю, слышу— пик-пик-пик. Петух с курами, провались они сквозь землю, стоят на столе, клюют ломоть хлеба, клюют вовсю. «Киш!» — кричу. Киш — раз, киш — два; что понимают куры? Клюют себе. Тут как раз, пропади она пропадом, подвернулась деревянная ложка, мясная… Я — хвать ложку и — к курам. Слышу — что-то выкипает на загнетке, вот я ложкой мясной не в кур — а в молочный горшок… <...>

— А велик ли горшок? — спрашивает раввин.  — Больше моей головы,— отвечает Беня,— может, с ведро; я из него наедаюсь до отвала, потом работаю целый день без харча.  — Кошер! —решает  раввин. <...>

Вошла, шаркая шлепанцами, жена служки в накинутом на одно плечо халате. Под мышкой у нее была простыня.  — Бог в помощь! — прикоснувшись рукой к мезузе, обратилась она к раввину с благочестивым выражением на личике.— Хочу побеспокоить вас только на одну минуту, ребе, продли Господь Бог ваши дни, с вопросом по «женской части». Возьмите, ребе, пожалуйста, простыню.

Менделе Мойхер-Сфорим, Маленький человечек show show В переводе Иосифа Гилляровича Гуревича

Раввином мог стать любой еврей, обладающий достаточными знаниями. В XV веке от кандидатов начали требовать предъявить письмо-рекомендацию какого-нибудь известного знатока Торы, проверившего его познания. Со временем эта практика стала повсеместной. В наше время в Израиле и других странах проводят специальные экзамены, в ходе которых желающие стать раввинами демонстрируют свои познания в законе.

Учиться на раввина можно где угодно и как угодно, хоть дома с монитора компьютера. Однако большинство будущих раввинов учатся в йешивах, где изучают Талмуд и кодексы. (Стоит отметить, что экзамен на раввина сдает лишь меньшая часть йешиботников, остальные учатся ради заповеди изучения Торы). Кроме того, есть несколько учебных заведений, где можно учиться на раввина, например, знаменитый Йешива-университет (Yeshiva University) в США.

Испокон веку раввин являлся наемным служащим общины. Перед тем, как занять должность, он подписывал контракт, где оговаривались его обязанности, жалованье и привилегии. К примеру, раввин местечка Газенпот (Айзпут, Латвия) получал ежегодное жалование в 312 злотых, плюс еще 213 злотых за отправление «треб» — свадьбы, похороны, и т.д.

У традиционных раввинов обязанностей по синагоге было немного — дважды в год, в субботу накануне Песаха и Йом Кипура, они должны были обращаться к общине с проповедью, в которой напоминали о законах и обычаях праздника. Положение стало меняться в XIX веке, когда более «современные» прихожане стали требовать, чтобы раввин, подобно пастору-протестанту, проповедовал хотя бы раз в неделю, а то и чаще.

Обязанности современного раввина зависят, прежде всего, от того, в какой общине он работает: чем меньше в ней знающих людей, тем больше обязанностей на него падает. (Особенно трудно приходится раввинам в небольших городах, где, кроме них, порой нет ни одного соблюдающего еврея). Поэтому никого не удивляет, если раввин, помимо основной работы, ведет общественную молитву и готовит детей к бар-мицве, руководит воскресной школой и общинной благотворительностью, провожает в последний путь усопших и занимается фандрайзингом — словом, един во многих лицах.

Судья (даян)

На протяжении истории еврейские общины обладали судебной автономией. Соответственно, тяжбы между евреями разбирал еврейский суд (бейт-дин), состоявший из трех судей (даянов).

Раввины и даяны являются коллегами; нередко один и тот же человек может одновременно быть раввином общины и судьей религиозного суда. Однако есть и определенная специализация: если раввин, в первую очередь, должен разбираться в законах молитвы, кашрута, семейной чистоты и т.д., то даян является специалистом по имущественному и семейному еврейскому праву. Соответственно, для получения диплома (смихи) раввина и даяна нужно сдать экзамены по разным разделам Шулхан Аруха, главного кодекса еврейского религиозного законодательства.

Один из мемуаристов оставил красочные воспоминания о даяне Вильно, крупнейшего центра довоенной еврейской жизни:

Даяном Вильно был высокий худой старик. Его лицо было лицом святого человека божьего. Во всей диаспоре он был известен как безупречно честный и праведный человек.

В Вильно было много раввинов, каждый из которых специализировался в определенной области: один был знатоком ритуальных законов, другой — третейским судьей, третий занимался общинными делами. Даян выбрал для себя ритуальные законы. Он надзирал за миквой, эрувом, а также занимался разводами. Со всех концов города к нему приходили с вопросами, касающимися кашрута. Многие приходили к нему, просто чтобы удостоиться благословения найти заработок, родить детей, и т.д.

В Израиле и других странах религиозные суды действуют и сегодня. Однако, за редким исключением, даяны занимаются почти исключительно разводами.

Хазан (кантор)

Согласно букве закона, вести молитву может любой еврей старше 13 лет. Однако людям хотелось, чтобы по субботам и праздникам богослужение вел кто-то, обладающий хорошим голосом. Со временем некоторые евреи стали заниматься этим профессионально. Так появились канторы, выступавшие в синагогах одни или с хором. Первые канторы были самоучками, и чаще всего не знали нот. Со временем появились профессиональные школы, обучающие еврейской литургической музыке.

Держать постоянного кантора могли только самые богатые общины. К примеру, петербургская синагога с момента основания славилась стройностью и красотой богослужения. До революции в ней служили два кантора и дирижёр, возглавлявший хор, состоящий из взрослых мужчин и мальчиков. Однако большинство канторов и их певчие кочевали из местечка в местечка, давая «гастрольные богослужения» по субботам.

В субботу днем кантор задержал прихожан, как в Новый год. Во всех молельнях службу закончили раньше. Молящиеся торопились домой. Нужно было хватить рюмочку, закусить луковицей и поспеть в синагогу послушать приезжего кантора. Кантор выкидывал такие коленца, а «пискуны» так старались, что в женской молельне поднялся плач, как в Судный день. А после моления, во время субботней трапезы, весь город звенел от пения. У каждого дома, где на обеде был кто-нибудь из певчих, стояли кучками мужчины и женщины, парни и девицы и прислушивались: из окон доносилось пение. Люди жадно ловили звуки и повторяли напевы.

Шолом Аш, Кантор и певчие show show В переводе Михаила Абрамовича Шамбадала

Среди канторов встречались столь блистательные вокалисты, что их наперебой приглашали в лучшие оперные театры. Так, в середине прошлого века в Америке блистал тенор Ян Пирс (Яков Перельмутер), который в Грозные дни неизменно вел молитву в одной из синагог.

Если Пирс успешно сочетал оперную и канторскую карьеру, то другому знаменитому тенору Ричарду Такеру это не удалось: на вопрос, можно ли кантору петь в опере, известный раввин Льюис Гинзбург ответил:

Несмотря на то, что нет никакого специального закона, запрещающего кантору вести службу в синагоге и одновременно петь в опере, мне не кажется, что кантор и оперный певец — это здоровое сочетание. Специального запрета раввину выступать в кабаре тоже нет, но какая община будет серьезно воспринимать кафешантанного певца как раввина? Многим покажется странным, что один и тот же человек сегодня ведет в синагоге молитву Неила, а завтра поет любовный дуэт с неизвестной дамой.

Те канторы, которые устояли перед соблазном уйти на оперную сцену, тоже любили блеснуть какой-нибудь арией. К примеру, легендарный Гершом Сирота, прозванный еврейским Карузо, закончил свой первый американский концерт знаменитым романсом Радамеса из оперы Верди «Аида».

В соответствии с еврейской традицией, хазан должен быть скромным, достойным и почтенным человеком, строго соблюдающим заповеди — ведь он является представителем общины перед Небесным Судом.

Бааль-коре (чтец)

Во времена Мишны каждый вызванный к Торе должен был сам прочесть свой отрывок. Однако со временем многим это стало не под силу, поэтому в синагогах появились специальные чтецы, читавшие за всех. Это требовало серьезной выучки: во-первых, в свитке Торы нет огласовок, а во-вторых, читать Тору принято на определенный распев, в соответствие с многочисленными правилами.

В тех синагогах, где достаточно знающих людей, прихожане исполняют обязанности чтеца по очереди. Однако во многих общинах, особенно в диаспоре, этим занимаются специальные люди. Иногда чтецами подрабатывают студенты йешив или старшеклассники из религиозных школ, однако в некоторых синагогах этим занимаются подлинные профессионалы и знатоки своего дела.

Перед чтением Аншл основательно откашлялся и пустился в путь, все дальше в раздел «Ступай себе». Всем существом углубился он в раздел, повествовавший о том, как господь сказал Аврааму: «Ступай себе из земли твоей», — выводил каждое слово трелью, вытягивал каждый звук, придавая ему, какую только умел, прелесть и певучесть. Он нежил в горле каждый перелив, останавливаясь на каждом слоге, затейливыми руладами выражал свое толкование внутреннего смысла фразы. 

Шалом Аш, Мать show show В переводе Иосифа Гилляровича Гуревича

В некоторых общинах чтец так же благословляет вызванных к Торе (хотя обычно это обязанность старосты):

Чтец Цодик — бааль крия — поправил очки и возвестил:

— Кто благословил Авраама, Исаака и Иакова, да благословит Маркуса бен Довида за то, что поднялся на амвон для чтения Торы, и за то, что пожертвовал на молельню пятьдесят рублей, а на богадельню — тридцать.

Слова его потонули в гуле и в кликах одобрения.

Григорий Канович, И нет рабам рая

Согласно галахе, свиток Торы запрещено трогать пальцами. Поэтому чтобы не потерять нужное место, чтецы пользуются специальными указками, которые нередко являются подлинными произведениями искусства.

Габай (староста)

Староста — едва ли не самый заметный человек в синагоге. Он следит за порядком богослужения, распределяет почести (вызовы к Торе и т.д.), решает, кому где сидеть… С ним договариваются по поводу бар-мицвы или субботы жениха.

Дело, значит, было так: случилось зачем-то заехать в наш городок гостю, подрядчику вроде бы, из Литвы. И заехал он аккурат к полуденной молитве в канун Судного дня. Первым делом он, понятно, отправился на постоялый двор, пожитки сбросил — и прямиком в молельню, в старую синагогу. Пришел он туда, значит, к полуденной молитве, и тут на него налетели старосты с синагогальными кружками. Словом, вытаскивает наш гость три серебряных рубля. <...> Ну, старосты видят, какого высокого полета птица залетела, и дали — как не дать — гостю почетное место у восточной стены.

Шолом-Алейхем, Что нашли в карманах show show В переводе Боруха Горина.

Во время чтения Торы староста (иногда — два старосты) выступает в качестве почетного стража, стоящего по рядом с чтецом. Его основная обязанность — следить по печатному тексту и поправлять ошибки в чтении.

В современных синагогах староста обычно так же отвечает за административные и хозяйственные вопросы: ремонт, закупку книг и мебели, и т.д.

В хасидских общинах габаем (или, на идиш, габе) иногда называли секретаря или служку цадика, который, в частности, ведал приемом посетителей и  распоряжался на хасидских застольях.

Габе цадика сразу же принялся за торговлю. Как только ребе попробовал сливу, габе тут же начал торговать «кусочками».

— Ровно рубль серебром за сливу! — выпевал он, как при продаже вызовов к Торе. — Ровно рубль с полтиной… Два рубля…

Хасиды перебивали друг у друга цену. Скоро прибежали женщины с детьми и стали просить, чтобы ребе их благословил. Ребе благословлял, но его габе заранее требовал платы за каждое благословение. Прежде чем ребе покинул дедушкин дом, габе продал право проводить его. Ребе прихрамывал на одну ногу, поэтому его нужно было вести под руку. Честь проводить ребе стоила денег…

Исроэл-Иешуа Зингер, О мире, которого больше нет show show В переводе Марины Юрьевны Бендет

Шамес (служка)

Служка убирал синагогу, гасил свечи, расставлял по местам книги и молитвенники. Кроме того, он следил за исполнением распоряжений старост, топил зимой печи, ходил по домам, собирая пожертвований для бедных. Если служка был достаточно образованным, ему могли поручить руководить молящимися во время некоторых церемоний. Если в синагоге не было чтеца, служка читал Тору, а также проверял свитки накануне субботы; если в Рош га-Шана некому было трубить в шофар, шамесу могли поручить и это.

Мне никогда не забыть исторического аукциона в одной из синагог Бронкса, который проводился лет сорок тому назад в Йом Кипур. На этом аукционе мой отец победил нескольких конкурентов, купив себе право читать Книгу Ионы (хотя и он, и его конкуренты были всего лишь бедными иммигрантами). Один за другим соперники выбывали, по мере того как цена поднималась до ста, ста двадцати пяти и затем до невообразимой для нас суммы в двести долларов, которую отец неожиданно предложил. Я словно до сих пор слышу, как шамес ударяет ладонью по столу и дрожащим счастливым голосом провозглашает: — Zwei hunderd dollar um maftir lona! (Двести долларов за мафтир Иона!).

Герман Вук, Это Бог мой

На шамеса нередко возлагали и другие обязанности. Например, обходить местечко для сбора пожертвований для бедных и нуждающихся:

Старожилы, заставшие еще традиционные формы жизни в местечках, помнят, как впереди погребальной процессии шел шамес (служка в синагоге) или представитель хевре-кадише (погребального братства) и пронзительно кричал: «Цдоке тациль ме-мовес (Милостыня спасает от смерти)» (Притчи, 10:2). В его руке была пушке (копилка для сбора пожертвований), напоминавшая по форме металлическую кружку с крышкой. Он ритмично встряхивал кружкой, и крышка стучала. Именно этот дребезжащий звук в первую очередь ассоциируется с похоронной процессией в памяти тех, кто видел похороны в местечке.

Валерий Дымшиц

Шамесом так же называли секретаря и/или служку раввина или хасидского цадика. В этом случае он заботился о личных нуждах патрона, регулировал его отношения с посетителями, и т.д.

У равви Элеазара бен Цви есть свой старый шамес, лишь он один мог бы рассказать про святую жизнь ребе. Но шамес рассказывает неохотно и целые дни и вечера проводит под боком ребе. Шамес говорит, что ребе очень слаб, и к нему лично не допускает явившихся с любой глупостью, пока не убедится сам, что дело серьезное и что требует оно разговора с глазу на глаз. Одно не подлежит сомнению: тот, кому равви Элеазар бен Цви даст завернутую в платок свою «ксиву», — хоть бы самым тяжелым страданием испытал его бог, — возвращается домой весел и беззаботен, как птичка. Потому-то дверь к ребе Элеазару закрывается редко, а у старика шамеса, когда он выходит в пятницу за покупками, всегда достаточно денег в потертом бархатном кошельке.У равви Элеазара бен Цви пара маленьких, рядом поставленных глаз, оба — со стороны неба. Шамес говорил по секрету старому Гершелю, что ребе часто разговаривает с богом. Долго, по целым часам, бог и ребе беседуют между собою. И евреи знают: ребе может говорить с богом, когда захочет. Как будто у него с ним постоянное телефонное сообщение. Обыкновенно евреи могут звонить к богу всю жизнь и никогда не получат соединения: столько людей одновременно хотело бы к нему дозвониться. Иногда, раз в жизни, на короткое мгновение это удается еврею, и тогда надо ему поскорее изложить свою просьбу, пока кто-нибудь другой не прервет соединения.

Бруно Ясенский, Я жгу Париж

Шойхет (резник)

Согласно законам кашрута, чтобы мясо животного или птицы было разрешено в пищу, необходимо, чтобы их зарезали в соответствие с множеством законов и правил, малейшее отступление от которых делает мясо некошерным. Поэтому еврейским резником (шойхетом) может быть лишь человек, получивший серьезную подготовку. К тому же, согласно закону, он должен быть богобоязненным евреем.

Кошерный убой требует столь обширных знаний и профессионализма, что неудивительно, что в любой общине резники находились под неустанным контролем раввинов, регулярно проверявших их ножи и экзаменовавших резников на предмет знания законов.

По поводу отправления должности здешних резников представителями кагала постановлено: так как на той неделе для испытания резников в управлении ножом при резке представители кагала избрали опытных в этом деле лиц… И так как резник р. Яков, сын р. Баруха, освидетельствовал свой нож перед сими избранными и он (нож) оказался негодным для резки, то с общего согласия всех представителей кагала постановлено: названного р. Якова, сына р. Баруха, лишить права быть резником отныне до наступающего праздника Пасхи.

Книга Кагала, Постановление № 257

Сегодня кошерный убой происходит в основном на бойнях. Однако еще недавно при многих синагогах была резницкая, куда каждое утро тянулись женщины со своими курами и гусями.

Рейтборд был шойхетом (то есть резником), и мама посылала меня к нему, всунув в руки живую курицу….Рейтборд был опрятный, сухонький старичок с белой бородкой, в жилетке, по которой вилась золотая цепочка для часов. Едва я объявлялся на пороге, как он тут же молча принимался за дело: брал курицу, сдавливал ее шею своими каменными пальцами и молниеносным движением перерезал ей голову “халавом” — острым, словно бритва, ножом.

Дмитрий Калугин, Лестница Янкеля

По еврейским диетарным законам, зарезав корову, необходимо удалить запрещенный жир и некоторые сухожилия. Эта работа требует умения и опыта. Специалист, занимающийся этим, называется менакер.

Сойфер стам (переписчик священных текстов)

Хотя евреи пользуются печатными книгами практически со времен Гутенберга, свитки Торы, а также текст тфилина и мезузы должны быть написаны от руки, чернилами на пергаменте. Делает это специальный каллиграф — софер стам.

Работа эта очень тонкая, требующая многих знаний и аккуратности. Ведь достаточно неправильно написать всего одну букву, и свиток Торы окажется некошерным (то есть непригодным к использованию во время богослужения).

Сказал рабби Йеѓуда со слов Шмуэля от имени рабби Меира: когда пришел я к рабби Ишмаэлю, тот спросил меня: сын мой, каково твое ремесло? Ответил я ему: я писец. Сказал он мне: сын мой, будь осторожен в своем деле, ибо оно важно Небесам, ведь если ты пропустишь одну букву или добавишь лишнюю букву, то тем самым ты уничтожишь целый мир.

Вавилонский Талмуд, Эрувин, 13а

Воспоминания о работе сойфера (которого автор называет раввином, хотя, возможно, местный раввин обладал соответствующей квалификацией) мы находим в достаточно неожиданном источнике. В мае 1896 г. раввин Серпеца (Плоцкий уезд Плоцкой губернии) вместе с общинными старостами обратился к полковнику Корбуту, командующему 48-м драгунским Украинским императорским полком с просьбой разрешить его еврейским солдатам собрать деньги на написание свитка Торы. Судя по всему, свиток предполагалось передать в дар полку, чтобы еврейские солдаты могли пользоваться им по субботам и на праздники. Полковник согласился. Дальнейшие события были изложены в его объяснительной записке, направленной в Военное министерство.

Переговорив с господами офицерами, я — совместно с начальником уезда и несколькими офицерами — отправился в местную синагогу, интересуясь никогда не виденным обрядом. При входе нас встречали все старейшины с раввином во главе и проводили до почетных мест, особо приготовленных. Торжество началось молитвой раввина за Государя Императора, сопровождаемой народным гимном [«Боже, Царя храни»]. Затем раввин произнес речь очень патриотического содержания о доброте и милости Государя и веротерпимости православия. По окончании последней приступили к началу письма сказанной Торы, для чего раввин, подходя по очереди к каждому из нас, просил подержаться за перо и затем на месте пергамента была написана буква. Удовлетворив свое любопытство, мы вышли из синагоги, но, вняв почтенной просьбе почтенного старца раввина, зашли на короткое время к нему на квартиру отведать хлеб-соль. Вышесказанная Тора представляет длинный свиток пергамента, на котором будет вписано все пятикнижие, — работа будет закончена приблизительно через 8-10 месяцев — и представляет из себя образец каллиграфического искусства.

Моэль

По закону, каждый еврейский отец должен обрезать своего сына через восемь дней после его рождения. Однако сегодня мало кто делает это своими руками — почти все поручают эту операцию специалисту, которого называют моэль (от слова мила — «обрезание»).

В процессе обрезание моэль должен был совершить следующие действия. Сначала он делал круговой надрез, затем удалял срезанную кожицу, и, наконец, отсасывал выступившую кровь (мецица). До середины XIX века кровь отсасывали ртом, затем во многих общинах с одобрения раввинских судов мецицу стали делать при помощи тампона или через трубочку. Впрочем, кое-где традиционная практика сохранилась и сегодня.

В некоторых местах мецица считалась почестью, и эту часть операции оказывали кому-нибудь из присутствующих. В одном рассказе Шолом-Алейхема этой чести, к примеру, удостаивается старый николаевский солдат — «так как он человек грубый и может устроить скандал».

В силу своей профессии моэль был постоянным героем шуток и анекдотов, иногда не слишком пристойных. Поэтому неудивительно, что самый известный моэль русской литературы — персонаж, несомненно, комический. Вернее, трагикомический, с учетом обстоятельств времени и места.

Нафтула был в Одессе такое же городское имущество, как памятник дюку де Ришелье. Он проходил мимо наших окон на Дальницкой с трепаной, засаленной акушерской сумкой в руках. В этой сумке хранились немудрящие его инструменты. Он вытаскивал оттуда то ножик, то бутылку водки с медовым пряником. Он нюхал пряник, прежде чем выпить, и, выпив, затягивал молитвы. Отрезая то, что ему причиталось, он не отцеживал кровь через стеклянную трубочку, а высасывал ее вывороченными своими губами. Кровь размазывалась по всклокоченной его бороде.

Исаак Бабель, Карл-Янкель

Медицинского образования профессия моэля не требует: как и другие ремесленники, моэли учились у своих отцов, или поступая в ученики к практикующему специалисту. Такие специалисты встречаются и сегодня, причем далеко не худшие, однако чем дальше, тем больше среди моэлей лиц с медицинским дипломом. К примеру, в застойные годы одним из самых известных советских моэлей был хирург Дмитрий Лифляндский, выпускник Первого московского Меда.

Помимо моэля, важным человеком на любом обрезании является сандак, который во время операции держит ребенка на коленях. Этой чести обычно удостаивается самый уважаемый из гостей: раввин, старший родственник и т.д.

Столяр Генех полагал, что, поскольку он хозяин, его, вероятно, удостоят обязанности сандика, но он постыдно ошибся. Обязанность сандика, сказали все, причитается меламеду реб Хаим-Хоне из того соображения, что меламед реб Хаим-Хоне — человек, который, понимаете ли, понаторел в Талмуде. Тут столяру Генеху уже ничего не оставалось, как со всеми сообща впрячься, так сказать, в телегу и заявить, что он и сам иначе не думал…

Шолом-Алейхем, Человек родился show show В переводе Иосифа Гилляровича Гуревича.

Меламед

В Восточной Европе евреи были единственным народом, создавшим систему всеобщего образования для мальчиков. Поэтому в возрасте трех-пяти лет каждый еврейский ребенок начинал учиться в начальной школе — хедере.

Проводы в школу происходили с особой торжественностью. Мальчика одевали в лучшую субботнюю одежду, и отец на руках нес его в хедер, завернув в талит, дабы взгляд юного ученика не упал на что-нибудь непотребное. Учитель (меламед, ребе) писал на доске буквы еврейского алфавита, намазывал их медом, и давал облизать ребенку, чтобы учеба казалась ему сладкой.

В хедере одновременно учились дети нескольких возрастов. Самые младшие (дардике, с трех лет) изучали алфавит, и учились читать на иврите. С пяти лет дети начинали изучалось Тору с комментариями Раши; в восемь лет приступали к серьезному изучению Талмуда. Светских дисциплин в хедере не изучали.

Скоро и мои детские шалости перестали беспокоить деда. Он решил отдать меня в хедер. Выбор меламеда был сделан скоро: для школы первой ступени, где обучали чтению на древнееврейском языке и Пятикнижию, у нас уже был патентованный учитель — живший рядом с нами Куле (сокращенное от Янкуле, Яков) Велькес, рыжий еврей средних лет, был как бы создан для роли «азбучного меламеда»: веселый и ласковый, заигрывавший с малышами, он совсем не был похож на того грозного «ребе», которым матери обыкновенно пугали шаловливых детей.

Летний день, окна в хедере раскрыты на улицу , по которой снуют люди, и далеко разносятся смешанные голоса учителя и учеников, громко читающих по складам: комац алеф — О, пасах бейс — Ба и т. д. Ребе подгоняет слабых: «ну, зог’же, шейгец, кундес» (ну, скажи же, шалун, озорник), а когда мальчик делает ошибку, кричит на него с притворным гневом: «ах, крепхен золсту эсен!» (ах, ешь ты вареники!).

За короткое время усвоил я чтение древнееврейского текста с пунктуацией, упражняясь главным образом в чтении знакомых нам по синагоге устных молитв. Затем мы приступили к изучению Пятикнижия по старому методу: каждое слово древнего подлинника мы с помощью учителя переводили тут же на родной идиш.

Семён Дубнов, Книга жизни: Воспоминания и размышления

Не всем еврейским детям так везло с первым учителям. В меламеды обычно шли неудачники, не способные ни на что больше; как вспоминал старший брат нобелевского лауреата Башевиса-Зингера, «приличных меламедов вообще не существовало, потому что только растяпы и никудышники, не пригодные ни к чему другому, становились в то время меламедами». Поэтому неудивительно, что многие из этих горе-учитилей, лишенных педагогических талантов и не получивших никакой методической подготовки, вдалбливали детям еврейскую премудрость преимущественно с помощью подзатыльников и плетки:

Из больших меламедов были в городе двое, которые страшно били и пороли детей. Самые большое наказание называлось «сделать пакет». Для этого меламед спускал мальчику штаны и закатывал наверх рубашку. Раби в этот момент держал в руке хорошую розгу или плётку, и в таком положении мальчик должен был читать урок из Гемары. И если он не знал какого-то слова, раби его с силой хлестал, так что на теле оставался синий след. Так он читал в течение часа… Одним из двух упомянутых злых меламедов был Довид Лохматый. Он имел целую голову лохм. В злобе он становился страшен и мальчиков просто истязал. У него было принято подымать мальчика вверх и бросать на землю, чтобы тот падал замертво.

Ехезкель Котик, Мои воспоминания show show В переводе Майи Александровны Улановской

Тем не менее, после нескольких лет в хедере все мальчики умели бегло прочесть молитву или отрывок из Торы. В отличие от их соседей, неграмотных среди евреев не было.

У некоторых меламедов был помощник, которого называли белфер или бехелфер. Основанная обязанность бехельферов состояла в том, чтобы утром привести маленьких учеников в хедер, а вечером вернуть их домой.

Так мы ехали через местечки, деревни и леса Люблинской губернии, которую называли «владениями царя нищих». Мы проезжали через старинные еврейские города, упомянутые в еврейских книгах: Замостье, Шебжешин, Горай, Юзефов и многие другие. Города со старинными синагогами и еврейскими кладбищами. Города с древними соборами и башнями, с большими круглыми рыночными площадями, окруженными деревянной стеной с навесами, которые называются «починами», под ними сидели лавочники и торговки. Города со стародавними еврейскими обычаями, в которых на рассвете шамес созывал обывателей в синагогу, а белферы, напевая, вели в хедер маленьких детей.

Исроэл-Иешуа Зингер, О мире, которого больше нет show show В переводе Марины Юрьевны Бендет

С учетом многочисленных опасностей и трудностей, подстерегавших учеников на улицах местечка (собаки, хулиганы, непролазная грязь, снежные завалы,..) такой сопровождающий был совсем не лишним.

Зогерке (чтица)

Так как практически все еврейские мальчики получали хотя бы начальное еврейское образование, любой еврей мог, по крайней мере, прочесть нужные молитвы или недельный раздел Торы (пусть и не всегда понимая смысл прочитанного). С девочками дело обстояло хуже. Вплоть до начала ХХ века женских школ практически нигде не было, еврейским образованием женщин мало кто занимался серьезно. Поэтому, хотя среди евреек было немало образованных и начитанных женщин, многие не умели даже читать на иврите, и, соответственно, не могли молиться.

Поэтому в Грозные дни, когда в синагогу шли не только мужчины, но и женщины, во многих синагогах нанимали зогерке — специальную чтицу, которая читала молитвы для неграмотных женщин, показывая при этом, в каком месте отвечать «амен».

В сороковых годах девятнадцатого века женщина из народа, умевшая читать по-еврейски, была еще большой редкостью. Однако желание молиться в субботу и особенно в святые праздники было большим. На помощь приходили грамотные женщины. Чтицу молитв называли зогерке. И читать молитвы надо было плачущим голосом, чтобы зарыдали все стоявшие вокруг женщины. Среди слушательниц нашей общины была тугоухая жена мясника. Она попросила чтицу читать погромче и обещала ей за это большой кусок печенки. Та же, не прерывая молитвы, плачущим голосом пропела ей в ответ: «Хоть с печенкой, хоть без печенки». Стоящие вокруг женщины подумали, что эти слова относятся к молитве, и в своем неведении доверчиво подхватили: «Хоть с печенкой, хоть без печенки». Одна из этих женщин, возвращаясь домой, встретила на улице другую, направлявшуюся в синагогу. В ответ на вопрос, какую сегодня читали молитву, первая сказала: «Ну… насчет печенки». «А в прошлом году такого не было», — возразила вторая. «Хайнт эфшер! (сегодня можно). Ведь нынче год-то високосный!».

Полина Венгерова, Воспоминания бабушки show show В переводе Эллы Владимировны Венгеровой

Зогерке, одна из редких женщин, понимавших иврит, велела прихожанкам занять места и разместиться в соответствии с их социальным положением, кто впереди, кто позади, сейчас начнется чтение, и женщины будут повторять непонятные им тексты. Наверху было жарко. Окна, выходившие на улицу, загорожены картонками, дабы гои, неевреи, не могли заглянуть внутрь. Прихожанки, рассевшиеся на длинных скамьях, начали повторять псалмы.

Мириам Бодуэн, Хадасса show show В переводе Валентины Васильевны Жуковой

Если на иврите не читал никто из представительниц прекрасного пола, зогерке назначали парня. Во избежание соблазна его сажали в бочку посреди женской галереи.

Баланит (банщица)

Хотя еврейское «духовенство» состоит почти исключительно из мужчин, есть должности, на которые можно назначить только женщину. В микве (бассейне для ритуального очищения) почти всегда работает баланит (банщица), следящая за тем, чтобы окунание происходило согласно всем требованиям закона.

Поскольку в местечках в микву ходили практически все женщины (согласно закону, после менструации супружеская близость запрещена, пока женщина не окунется), банщицы были в курсе, что происходит в каждой семье:

Сеченовцы стали искать между собою грехов. Во 1-х осмотрели все мезузы. Оказалось, что все мезузы в порядке. Сеченовцы стали припоминать, не совершили ли они когда-нибудь ненамеренно греха; но никто за собой не чувствовал никакого греха. Начали Сеченовцы следить один за другим, но никаких результатов от этих розысков не оказалось. Из-за чего же дети мрут?  

Раввин собрал Сеченовцев в синагогу и сказал по этому поводу речь, призывая их к покаянию; но это ни к чему не повело, — дети продолжали умирать. Загадка скоро разрешилась. Раз вечером к раввину вбежала, чуть не задыхаясь от волнения, банщица, с криком: “О Раби, мы все пропали! не только что наши дети, но и все мы умрем; в городе ужасные грехи. Бог за это изливает гнев свой на невинных детей. О Раби, мы пропали!”, при этом она залилась потоком слез.  

— В  чем  дело, дочь моя? спросил раввин взволнованным голосом.

— Ох, Раби, я и выговорить не могу.

— Говори, дочь моя; тут дремать нечего, нужно приняться энергически за дело, иначе мы все пропали.  

— Вот в чем дело, Раби. Я, как вам известно, банщица.

— А, понимаю!, — сказал  раввин, — продолжай дочь моя.

— Ну, следовательно, я знаю всех Сеченовских женщин наперечет ….  

— Похвально, похвально, дочь моя. Продолжай.

— Потому что каждая женщина, если только она не в интересном положении, должна меня ежемесячно посетить.

— Прекрасно, прекрасно, дочь моя, — это долг каждой благочестивой израильтянки.

— И вот, Раби, если вам угодно, я вам могу рассказать все, что происходит в каждом семействе в  точности.

— Ну-с.

— И вот Зелде Залменс уже 5 месяцев как у меня не была, потому что я знаю не только день, но и час, когда кто должен посетить меня.  

— Похвально, похвально.  

— И вот, она не приходит месяц, второй. Ну, думаю себе, слава Богу, наверно Бог ей дал уже что-нибудь — уже пора. И вот, Раби, не буду я пускаться в подробности, эта самая Зелда сегодня вечером является ко мне.

— Неужели?

— Ей Богу, правда. Как я ее увидела, у меня сейчас сердце сжалось. Вот, думаю себе, наша душегубка. Я уже давно кое-что подобное подозревала за ней. Ну, говорю я к ней, милая, где ты была до сих пор? Она мне туда сюда, — вижу что виляет. Нет, говорю, говори мне толком, я шутить не люблю. — А тебе, говорит, что за дело? — Как, говорю, мне что за дело?! А кому же до этого дело? И вот, Раби, я оставила баню на произвол судьбы и прибежала к вам. Вы понимаете, Раби, кто у нас был причиною смерти детей, кто у нас погубил столько младенцев? Она, она, эта великая грешница.

Николай Пружанский, Возникновение достопримечательного города Cеченовки

Некоторые банщицы так хорошо разбираются в законах семейной чистоты, что с соответствующими вопросами женщины предпочитают обращаться к ним, а не к раввинам, чтобы не обсуждать столь деликатные вещи с мужчинами.

Реб Меер зверел от злости, когда его соседка, жена Эвера-банщика, жившая над ним в мезонине, подавала голос. У этой женщины, следившей за омовениями в микве, голос был очень писклявый. Особенно пронзительно она пищала, когда звала со двора свою дочь, Хаву, чернявую, как цыганка, девчонку, которая обычно бегала и играла, вместо того чтобы помогать матери по дому.

— Хава, чтоб тебя разразило, где ты? Хава, домой, Хава! — кричала банщица.

И каждый раз реб Меер-меламед закрывал уши руками и подпрыгивал на месте, будто его укололи иголкой.

— Хава, какава, пава, лава, ява, канава, — пищал он, подражая в рифму голосу банщицы.

Но окончательно реб Меер выходил из себя, когда на высокую худую банщицу нападала икота. В местечке говорили, что она страдает «крупом» и поэтому вынуждена громко икать, когда ее разбирает этот круп. Что такое круп, я так и не знаю, но икоту банщицы помню до сих пор. Она испускала долгие истерические взвизгивания, что-то вроде спазмов, наполовину рыдания, наполовину смех. Вот эта женская икота и доводила реб Меера до полного умопомрачения. Он корчил страшные гримасы, дрожал и трясся всем телом, наконец его желудок не выдерживал, и ему приходилось бежать на двор. При этом он требовал, чтобы все ученики отправлялись в верхнюю комнатушку, примыкавшую к мезонину. В комнатке было тесно и душно, но мы все набивались в нее и ждали, когда меламед вернется и скажет «Ашер-йойцер». На самом деле мы были признательны банщице за ее круп, потому что благодаря ее болезни нам иногда удавалось ненадолго освободиться от нашего ребе и его Торы.

Исроэл-Иегошуа Зингер, Мир, которого не стало show show В переводе Игоря Валерьевича Булатовского

Порой банщицам поручали деликатные дела по женской части — например, если нужно было удостовериться, что девушка хранила невинность, как подобает дщери Израиля:

Мама посоветовалась об этом со знакомой женщиной — торговкой, она продает сорочки, платки, брюки, и та женщина всем рассказала, что я больше не девушка, что я беременна. Мать таскала меня за волосы и обзывала по-всякому…. Раввин велел пойти в микву и там провериться. Я не хотела идти, но мать потащила меня. Банщица раздела меня догола, и я должна была показать ей все-все. Она трогала меня и щупала внутри. Я чуть не умерла от стыда. И потом она сказала, что я – кошер. Раввин спросил тридцать злотых за свидетельство, у нас столько не было, и пришлось уйти.

Ицхак Башевис-Зингер, Шоша show show В переводе Нины Рафаиловны Брумберг

В некоторых местечках миква была при бане. И “сотрудницы” миквы были, в том числе, банщицами в привычном нам смысле:

Мы толкаем низкую дверь в предбанник. Звук откинутой щеколды пробуждает от дремы двух или трех женщин в платках, накинутых на голое тело.

Как потревоженные мухи, они срываются с лавок, бросаются к нам и тараторят:

— Здравствуй, Алточка! Добрый вечер! Так поздно! Как поживаете, Алта? Детки здоровы? А ты как, Башенька? — Со всех сторон меня принимаются тискать. — Да ты, право слово, растешь, как на дрожжах!

Банщицы страшно рады — не зря они тут кисли. Платки черными крыльями спадают на пол. Я жмурюсь от телесной белизны. От женщин исходит свет и чистота.

Банщица приносит шайки, окатывает скользкую лавку, чтобы я могла сесть. Ей некогда со мной разговаривать, тощие ягодицы ее блестят и ходят ходуном.

Течет и пенится горячая вода. Обжигающий пар поднимается от наших шаек.

Я обмякаю на разогретой лавке и послушно опускаюсь в шайку с теплой водой.

Банщица подходит вплотную. Прямо у меня перед глазами болтаются, как пустые бурдюки, ее груди, вздутый барабаном живот упирается мне в нос. Я зажата между шайками и этим животом. Не только повернуться, но и подумать об этом не могу.

Шершавые пальцы хватают мои длинные волосы. Одним движением банщица вздергивает их и принимается тереть большим куском мыла. Мыло скользит вверх и вниз, как будто она утюжит у меня на голове белье.

Обработав ногти у мамы на ногах, старая банщица поднимает голову и тихо произносит:

— Теперь — омовение. Идем в микву, Алта.

Мама выслушивает эти слова, будто великий секрет, не дыша. Обе медленно поднимаются на ноги, выпрямляют спины, глубоко вздыхают и переводят дух. Можно подумать, готовятся переступить порог Святого святых. И наконец две белые тени углубляются во мглу.

Мне всегда было страшно туда ходить. Потому что идти надо было через парилку, где распростертые на длинных лежанках люди терпят страшные муки. Их хлещут дымящимися вениками, капли кипятка брызжут с листьев им на спину. Женщины натужно дышат, будто жарятся на раскаленных углях. Жар обжигает мне рот, сжимает сердце.

«Наверное, это ад для великих грешниц», — думаю и, проскакивая следом за мамой в микву.

И попадаю в темное, как тюремная камера, помещение.

Старая банщица стоит на лесенке. Одной рукой она держит зажженную свечу, с другой свисает белая простыня.

Мама — мне так страшно за нее — спокойно сходит по четырем скользким ступенькам и по шею погружается в воду.

Старуха возносит хвалу Всевышнему, а мама собирается с духом. Наконец с решительным видом закрывает глаза, зажимает рукой ноздри и опускается под воду с головой, ныряет в вечность.

— Ко-о-о-шер! — голосом пророка выкрикивает банщица.

Белла Шагал, Горящие огни show show В переводе Наталии Самойловны Мавлевич

Магид (проповедник)

Как уже было сказано, традиционные раввины практически не выступали перед прихожанами. Но поскольку природа не терпит пустоты, соответствующую экологическую нишу занимали магиды — проповедники. Немногие богатые общины и синагоги могли нанять постоянного проповедника. Однако обычно это были странствующие гастролеры, разъезжавшие из местечка в местечко.

Среди проповедников попадались люди весьма ученые. Однако гораздо больше ценились ораторские способности, умение вовремя ввернуть шутку или заставить слушателей расплакаться:

Помню, раз магид говорил поминальную речь в честь трёх раввинов одновременно. Резким, слегка дрожащим голосом он кричал, что праведник умирает не за свои грехи, а за грехи всего Израиля, и так как Господь взял за наши грехи троих мудрецов и праведников, и совсем не осталось таких больших праведников, которых может взять Господь в качестве жертвы за наши грехи, потому Всевышний возьмёт малых детей, прямо от материнского лона. Всё это он возглашал ужасным криком, и все в голос рыдали: и малых детей тоже возьмут!…. И женщины чуть не падали в обморок.

Ехезкель Котик, Мои воспоминания show show В переводе Майи Александровны Улановской

Развлечений в местечке было мало, поэтому приезд нового проповедника неизменно становился событием. В синагоге было не протолкнулся, а обсуждать услышанное продолжали и через несколько месяцев после его отъезда:

Как-то в наш город приехал Кельмский Магид, который с 1860-х гг. объезжал Литву и Белоруссию, произносил громовые проповеди против идей нового просвещения (Гаскала) и против вольных нравов. То был настоящий еврейский Савонарола на заре еврейского ренессанса. «Когда ты придешь на тот свет, — говорил он, — и Верховный Судия спросит тебя: почему не доносятся до меня звуки кадиш (заупокойной молитвы сыновей о родителях) твоего сына, — что же ты ответишь? Ты скажешь: я позволил моему сыну учиться в гойских школах, часы утренней молитвы он проводит не в синагоге, а в гимназии… И раздастся грозный голос: горе тебе, несчастный! Ты погубил душу сына и потерял молельщика за упокой твоей души. Ступай в ад!..» Громкие рыдания оглашают синагогу.

Семен Дубнов, Книга жизни: Воспоминания и размышления

Разумеется, среди известных проповедников были не только ретрограды и обскуранты. Встречались среди них и поборники новых идей: просвещения, сионизма и т.д.

Разумеется, на проповедях порой случались забавные курьезы, особенно если оратора перед выступлением хорошо угостили. Поэтому проповедники стали героями бесчисленных анекдотов:

Один магид, будучи навеселе, произнес следующую проповедь:

— Святая Гемара уподобляет человека трудолюбивому ослу. Если осел бежит без понукания — это настоящий осел, если его надо подстегивать — это все-таки неплохой осел, а если ему не помогают ни понукания, ни подстегивания — фе, это совсем не осел! Так и еврей. Если он утром рано, не евши, не пивши, бежит в синагогу молиться — это настоящий осел, если он утром поест и попьет и идет после этого молиться в синагогу — это все-таки осел, но если он, рабойсай, поест и попьет, а в синагогу молиться идти не хочет — фе, это совсем не осел.

Ефим Райзе, Еврейские народные сказки show show В переводе Валерия Ароновича Дымшица

Сегодня проповеди обычно читает раввин, а то и сами прихожане. Так что наследниками магидов можно считать разве что популярных лекторов, регулярно выступающих в разных синагогах, чтобы напомнить евреям об их долге перед Творцом и другими людьми.

Шульклепер

Слово шульклепер (шульклапер) в переводе с идиш означает «синагогальный колотильщик». Так называли специального служку, который работал своего рода живым будильником.

В будние дни шульклепер звал евреев на молитву, накануне суббот и праздников напоминал, что пора закрывать лавки, а в месяц элуль будил людей для чтения покаянных молитв. Для этого он часто пользовался палкой или специальным молотком, которым колотил в ставни, чтобы хозяева поскорее проснулись.

Для созыва прихожан на молитву был особый священнослужитель Юдель, прозванный “шульклепер” потому, что на его обязанности лежало пред утреннею и вечернею молитвами обходить весь город с молотком в руке и в каждый еврейский дом дважды ударять молотком в знак того, что пора идти на молитву; в случае же, когда в городе кто-либо умирал, население извещалось об этом тремя ударами. В субботу, когда ни носить молоток, ни постукивать им нельзя, шульклепер, обходя город, звучным голосом выкрикивал: «Евреи, в синагогу!» В пятницу, ровно в 12 часов дня, он тем же напевом призывал обывателей в баню: «Евреи, в баню!» Служба — вообще нелегкая, но особенно трудною она была в дни покаяния, когда молитва начиналась в 2 часа ночи — время самого крепкого сна; тогда Юдель не ограничивался положенным числом ударов, а стучал, рвал ставни и кричал до тех пор, пока не убеждался, что обыватель встал с постели. Собственно говоря, должность шульклепера была в Копыле совершенно излишняя: никакой копылец и так никогда бы не пропустил богослужения и не опоздал на молитву, существовала же эта должность только в силу обычая.

Абрам Паперна, Из Николаевской эпохи

Но вот на улице громко раздался знакомый голос синагогального шульклепера: «Ин шуль арайн!». Но и это не вывело мысль рабби Соломона из ее напряжённой сосредоточенности. Рабби продолжал читать, пока шульклепер не подошел вплотную под раскрытое окошко и, по обычаю, трижды стукнув деревянным молотком в ставню, повторил свое условное «ин шуль арайн» чуть не над самым ухом рабби Соломона. Старик вздрогнул, как бы очнувшись, ласково кивнул головой удалявшемуся шульклеперу — слышу, дескать, спасибо, — затем положил между листов фолианта широкую алую ленту, служившую ему закладкой и, прежде чем захлопнуть книгу, набожно поцеловал прочтенную страницу.

Всеволод Крестовский, Тьма Египетская

Красочное описание этого городского глашатая так же оставила Полина Венгерова, автор единственных женских воспоминаний о еврейской жизни позапрошлого столетия:

Моей особой симпатией пользовался младший синагогальный сторож — худой сгорбленный человечек с зеленовато-желтым лицом и наивными козьими глазами, в которых затаилось страдание. Завидев его в переулке, мы бросались ему навстречу с насмешливым воплем: «Ин шул! Ин шул!» (В синагогу! В синагогу!). Дело в том, что он появлялся в синагогальном переулке перед утренней и вечерней молитвой, и, собрав всю оставшуюся в легких силу, созывал общину криком:  «Ин шул! Ин шул!». Потом останавливался, уперев руки в боки, и долго еще не мог перевести дыхание от кашля. Впрочем, у него было и другое занятие: по пятницам он обегал всех еврейских торговцев, напоминая им, что пора закрывать лавки. И еще он будил общину к слихес.

Полина Венгерова, Воспоминания бабушки show show В переводе Эллы Владимировны Венгеровой

Как и представители других еврейских профессий, шульклеперы нередко становились героями шуток и анекдотов:

Старый шульклепер сильно одряхлел. Он еле передвигал ноги и уже не мог, как он это делал всю жизнь, ходить ночью от дома к дому и, стуча молотком в ставни, будить евреев для чтения псалмов. Что делать?

Решили созвать общегородское собрание и обсудить создавшееся положение.

Собрались хелемские евреи, думали-думали, судили-рядили и наконец решили:

— Снять со всех окон ставни, принести их в дом старого шамеса, и ровно в полночь шамес должен, не выходя из своего дома, постучать молотком во все лежащие перед ним ставни и тем самым разбудить жителей.

Ефим Райзе, Еврейские народные сказки show show В переводе Валерия Ароновича Дымшица

Поскольку у шульклепера было много свободного времени, обычно на него возлагали много других обязанностей — например, его могли назначить служкой.

Шадхан (сват)

Профессия свата изначально была сугубо светской. В задачу свата входило найти семью, у которой есть дочь на выданье, и обеспечить ее женихом, соответствующим ожиданиям родителей (о чувствах молодых тогда думали мало — жених и невеста могли впервые увидится только на собственной свадьбе). Соответственно, именно через свата велись все переговоры, касающиеся происхождения (ихус), приданного, содержания.

Дело это было сложное: у каждой семьи были свои представления о том, с кем им “вместно” породниться, и, соответственно, какими качествами должны обладать потенциальный жених и невеста, а так же их семьи:

У Арон-Лейзера был сын Мойше, способный юноша. К двенадцати годам дед стал рассылать сватов, которым заявил, что хочет для своего сына Мойше дочь раввина — и большого раввина. Шадхан реб Берл-Михель, ему сообщил, что у местного раввина есть брат, гродненский раввин, реб Лейзер, зять реб Гилеля. А реб Гилель — зять реб Хаима Воложинера. То есть — полный ихус. И у этого реб Лейзера есть дочь на выданье, но сват сомневается, есть ли смысл говорить о шидухе с сыном сборщика.

«Попробуй это устроить через нашего раввина, — посоветовал шадхан. — Если он согласится, это поможет шидуху».

Арон-Лейзеру идея понравилась, он послал шадхана к раввину, но тот его прогнал.

«Довольно нахально, — сказал раввин сердито, — предлагать моему брату-гаону шидух с каменецким сборщиком».

Арон-Лейзер, долго не думая, сам поехал к раввину и сказал ему так:

«Вы знаете, раби, у меня есть очень хороший юноша двенадцати лет. Вы о нём, конечно, слышали …»

«Я слышал, что у вашего мальчика хорошая головка», — учтиво ответил раввин.

«А я слышал, что у вашего брата реб Лейзера, гродненского раввина, есть девушка на выданье, и я хотел бы с ним породниться. Денег, сколько понадобится, я дам. А вас попрошу быть шадханом: я знаю, что если вы посоветуете своему брату, он вас послушает. Шадхан Берл-Михл меня даже предупредил, что вы сильно на него рассердились, — продолжал дед, — как это он пришёл предлагать вашему брату-гаону сборщика? Но я вам, ребе, скажу кратко: предлагаю два варианта — или вы берётесь за этот шидух, или ищите другой город. Время даю до после субботы. Откажете мне в шидухе — в тот же день покинете Каменец».

Ехезкель Котик, Мои воспоминания show show В переводе Майи Александровны Улановской

Сватов в местечках было много, едва ли не столько же, сколько потенциальных женихов и невест. Поэтому записная книжка хорошего свата напоминала базу данных.

Балта. Файтл, сын богача реб Иосифа Гитлмахера… Просвещенец… Сионист… Окончил бухгалтерию… От призыва свободен… Молится ежедневно… Хочет денег…

Глухое. Ефим Балясный… Аптекарь… бритый… Расположен к евреям… Дает деньги в рост… Хочет брюнетку…

Дубна. Лея, дочь богача реб Меера Коржик… Родовитость… Низенького роста… Рыжая… Говорит по-французски… Может дать деньги…

Томашполь. Пять девиц… Три красавицы и две — образины… И каждой — либо доктора с кабинетом и обстановкой, либо адвоката с практикой в Егупце… Писал много раз…

Шолом-Алейхем, Менахем-Мендл show show В переводе Михаила Абрамовича Шамбадала

Не все еврейские невесты были непорочными красавицами с богатым приданным, равно как и не все женихи — знатоками Торы и сыновьями купцов первой гильдии. Свату же кровь из носу требовалось найти покупателя на каждый товар. Так что им приходилось пускаться во все тяжкие, чтобы дело все-таки закончилось помолвкой.

Неудивительно, что сваты стали героями бесчисленных еврейских анекдотов:

Шадхан пришел к одному холостяку сватать ему невесту.

— Позвольте, — сказал жених, — я ее знаю, она ведь хромая!

— Ну и что ж? — ответил шадхан. — Ведь это хорошо для вас. Она не будет бегать за вами, не будет следить, куда вы ходите и где бываете.

— Но она ведь и подслеповата!

— Тем лучше — она не увидит, когда вы будете гулять с другими женщинами.

— Но ведь она и глуховата!

— Это тоже большое достоинство — вы сможете говорить при ней все что захотите.

— Позвольте, но она, кажется, и немая!

— Это тоже неплохо — в доме будет полная тишина.

— Да, но у нее ведь падучая.

— Что да, то да, — согласился шадхан, — но что же вы хотите — чтоб у невесты все-таки не было ни одного недостатка?

 

Шадхан расхваливал девицу: и красива, и богата, и знатна, и скромна.

Сказал будущий жених:

— Все это хорошо, но я хочу знать, какие у нее недостатки. Ведь не бывает невест без недостатков.

Шадхан горячо похвалил жениха:

— Вот умница! Верно. Есть у невесты небольшой недостаток, но он проявляется только время от времени.

— Но все-таки скажите, какой?

Шадхан осторожно кашлянул и сказал:

— Я слыхал, что иногда у нее бывают тяжелые роды.

Ефим Райзе, Еврейские народные сказки show show В переводе Валерия Ароновича Дымшица

Сегодня через шадханов знакомятся исключительно представители некоторых религиозных общин. Однако сотрудники еврейских служб и сайтов знакомств, существующих при многих синагогах, так же нередко величают себя сватами или свахами.

Клезмер (музыкант)

Монашества у евреев не было отродясь; к идейным холостякам и старым девам и общество, и закон относились крайне неодобрительно. Поэтому практически все евреи рано или поздно вступали в брак (часто не по одному разу, из-за высокой смерности и довольно частых разводов). Соответственно, свадеб играли много, а какая же свадьба без музыки?

Обычно на еврейских свадьбах играли музыканты-самоучки, которых называли клезмерами. Чаще всего они выступали небольшими ансамблями из трех-пяти музыкантов. Главным в этом ансамбле был скрипач, которому могли аккомпанировать цимбалы, контрабас, кларнет, труба, флейта и/или барабан.

Практически никто из клезмеров не знал нот. Играли по слуху, постоянно импровизируя. Для своих композиций клезмеры охотно заимствовали украинских, цыганские, бессарабские и другие мелодии.

Мой отец был музыкант-самоучка. Звали его Клезмер Мойте дер тыйбер, что в переводе означало «глухой музыкант». Он состоял в так называемой «компании музыкантов», которая обслуживала свадьбы всего округа. Вся «компания» состояла из одних наших родственников. Хотя мой отец плохо слышал, он чисто играл на разных инструментах и постоянно занимался аранжировкой песен и танцев для этого состава «оркестра», который состоял из двух скрипок, контрабаса, кларнета, трубы, тромбона и большого барабана. Мой отец даже сочинил пьесу, которая называлась Базецн ди кале. Эта пьеса исполнялась на кларнете, под аккомпанемент тремоло остальных инструментов. Она предназначалась невесте, когда она по обряду должна была прощаться со своими подружками. Играл ее обычно мой дядя на кларнете, при этом играл так вдохновенно, что вызывал слезы слушающих: все женщины вместе с невестой плакали навзрыд. Эта песня как бы рассказывала о том, какая трудная жизнь ожидает невесту в замужестве (нищета, куча детей, обреченных на жалкое существование).

Марк Резников. Воспоминания старого музыканта

Клезмерские ансамбли играли не только на свадьбах, но и на бар-мицвах, балах, праздничных гуляньях, ярмарках… Нередко их приглашали к себе местные помещики, военные и чиновники. «Знаменитый еврейский оркестр — четыре скрипки, флейта и контрабас» из «Вишневого сада» Чехова — наверняка клейзмеры.

Большинство клезмеров, естественно, выступали в местах компактного проживания евреев. Однако некоторые, в поисках заработка, оказывались в самых неожиданных местах, вроде захолустного русского города Тихвина:

Из другой инструментальной музыки я ничего не слыхал в Тихвине; там не было ни скрипачей, ни виолончелистов любителей. Тихвинский бальный оркестр состоял долгое время из скрипки, на которой выпиливал польки и кадрили некий Николай, и бубна, в который артистически бил Кузьма, маляр по профессии и большой пьяница. В последние годы появились евреи (скрипка, цимбалы и бубен), которые затмили Николая с Кузьмой и сделались модными музыкантами.

Николай Римский-Корсаков, Летопись моей музыкальной жизни

На традиционных еврейских свадьбах клезмеров можно услышать и сегодня. Вместе с тем клезмерская музыка давно стала самостоятельным музыкальным жанром, популярным не только на еврейской улице. Клезмеры регулярно выступают в клубах и концертных залах. В Цфате каждое лето проходит фестиваль клезмерской музыки, привлекающий множество слушателей и лучших представителей этого направления.

Бадхен (свадебный шут)

Бадхен, или маршалик, был неизменным участником восточно-европейских еврейских свадеб был. Это был шут-тамада, который развлекал гостей шутками и прибаутками. Бадхены распевали еврейские народные песни, сочиняли акростихи или рифмованные каламбуры, в которые вплетали имена жениха и невесты.

Начинает Моте-маршелок весьма аллегорически, с «А» с большим вопросительным знаком:

  — А? Что видим мы сейчас

В сей счастливый час?

 И капелла клезмеров переспрашивает:

 — Тря-рям?

Отвечает Моте-маршелок самому себе и удивленной капелле:

— Сидит невеста лет семнадцати-двадцати!..

Музыканты горячо подхватывают:

— Тря-ря-рям!

Будто целая рота веселых солдат сыграла «тревогу»: «Чистая правда! Рад стараться».

Но Моте Дырка Холодная только грустно и задумчиво подсвистывает им на своей старенькой, с трещиной флейте:

— Флю-флю-лю-лю.

Но вскоре и он, Моте-маршелок, вспоминает, что это свадьба, что нельзя грустить. Наоборот… И он завершает свои вирши, напирая с трескучей веселостью на раскатистое четырехкратное «р»:

— С ее бр-р-р-ройтигамом — лучше не найти!

Словно ракета взорвалась: р-р-р-р!..

Откуда же и каким образом в свадебные вирши Моте Дырки Холодной пробрался этот немецкий «бройтигам» вместо «жениха»? Это уж его секрет. Наверно, он воспринял эту традицию от своих предков — все они были маршелоками и клезмерами. Но что правда, то правда! Его немецкий «бр-р-ройтигам» всегда производит глубочайшее впечатление как на заплаканную невесту, так и на умиляющихся сватов. Как зубья пилы сквозь холодец, проходят Моткины немецкие «р-р-р-р» сквозь их нежные сердца. Даже такая «образованная» девушка, как Гнеся, которая собирается учиться «на зубного», услышав этого пронзительного «бройтигама», почувствовала, как у нее по спине прошел сладкий мороз.

Залман Шнеур, Дядя Зяма show show В переводе Марии Рольникайте и Валерия Дымшица

Впрочем, бадхен был не только шутом. В его обязанности входило напутствовать молодых (обычно невесту), напоминая им об их религиозном долге. Слушая эти речи, многие женщины не могли сдержать слез.

Был один очень удачный бадхен по имени Тодрос, исполнявший на каждой свадьбе новые куплеты, посвящённые всей присутствующей родне, с упоминанием имён и фамилий. На церемонии закрытия женихом лица невесты фатой он говорил так трогательно, что даже сделанный из железа растаял бы от слёз. На каждой богатой свадьбе, когда доходило до церемонии закрытия лица невесты, начинался такой плач с воплями, а женщины просто таяли от слёз, не имея больше сил плакать, что приходилось просить Тодроса прекратить.

Ехезкель Котик, Мои воспоминания show show В переводе Майи Александровны Улановской

Теперь начался обряд так называемых проводов. Под тихие звуки музыки с головы невесты снимают венок и фату, и женщины и подруги расплетают волосы невесты, сегодня специально заплетенные в мелкие косички, и распускают их по ее плечам. Гости, только что весело плясавшие, затихают. Всех охватывает грустное настроение. Бадхен(наемный организатор торжеств) напоминает невесте, что сегодняшний день — важная веха, поворотный пункт на ее жизненном пути и должен быть столь же священным для нее, как Судный День. Она должна молить Бога простить ей ее грехи.

В те времена евреи полагали, что родители отвечают за грехи каждого из детей до его вступления в брак. Но со дня свадьбы каждый отвечает за себя. Моей сестре не требовалось напоминать об этом. Ее искренние слезы так и текли ручьем. После речи бадхена местный раввин ввел в свадебный зал жениха, которого сопровождали родители и гости.

Полина Венгерова, Воспоминания бабушки show show В переводе Эллы Владимировны Венгеровой

Многие бадхены были весьма учены, и щедро пересыпали свои выступления цитатами из Библии, Талмуда и религиозной литературы.

Фривольные шутки и разнузданное поведение бадхенов часто вызывало протесты религиозных авторитетов. Так, один восточноевропейский раввин сетовал: «Как много этих маршаликов, которые смешат людей, говорят дерзости и скабрезные речи!». Его коллега высказался еще резче: «Преступники шуты, плетущие рифмы и извергающие скабрезности». Однако ничего не помогало: во многих общинах профессиональные бадхены продолжали веселить участников еврейских свадеб вплоть до начала Второй мировой войны.

Габай цдака (Сборщик благотворительности)

На протяжении истории общины находились на полном самофинансировании, и при этом почти всегда были обременены большими расходами по благотворительности: нужно было помогать нуждающимся, вдовам и сиротам, содержать талмуд-тору (бесплатную школу для бедняков) и богадельню… Накануне Песаха беднякам выдавали минимальное количество мацы и вина, чтобы они могли исполнить заповеди праздника, и т.д. Поэтому в каждой общине существовала развитая система благотворительности, и, соответственно, специальные люди, занимавшиеся сбором пожертвований, чаще на общественных началах, но иногда и за вознаграждение.

В еврейских мемуарах есть множество рассказов о сборщиках, обходивших местечко и собиравших пожертвования накануне субботы, чтобы бедняки тоже могли встретить ее, как подобает:

Ходил по улицам Вильно горбатый‚ одетый в лохмотья человек‚ у которого на боку висела кружка для пожертвований‚ а в руке он держал корзину. Это был знаменитый на весь город реб Берл: каждый день‚ с утра и до вечера‚ он ходил из дома в дом‚ из лавки в лавку и собирал пожертвования деньгами и вещами. В корзине у него можно было увидеть куски хлеба‚ обувь‚ холсты‚ даже живую курицу: всё это он продавал прохожим и обращал в деньги‚ чтобы удобнее было делить среди бедняков. «Купите! — кричал он. — Купите дешево‚ всего за копеечку!» — и у него охотно покупали многие‚ но не за копейку‚ а за действительную стоимость каждой вещи‚ так как знали‚ на что пойдут эти деньги. Реб Берл ходил по улицам в дождь и мороз‚ промокший и иззябший‚ а к вечеру приходил в синагогу и раздавал беднякам собранное за день. Из Вильно сообщили: «Он дожил до глубокой старости‚ ни на минуту не оставляя своего доброго дела‚ и умер на девяностом году‚ оплакиваемый всеми бедняками своего города».

Цит. по Феликс Кандель, Очерк времен и событий

Помню женщину, которая в четверг обходила еврейские дома и собирала деньги для бедных, чтобы они могли достойно встретить субботу. Все давали, кто сколько мог.

Цит. по Леонид Смиловицкий, Катастрофа евреев в Белоруссии, 1941-1944 гг.

Практически в каждой общине так же были разнообразные благотворительные общества с регулярными взносами. Собирать эти взносы обычно так же поручали специальным сборщикам:

Амдурский — сборщик членских взносов в благотворительные общества. Сегодня эти слова, может быть, уже совсем непонятны. В Советской стране нет частной благотворительности. Государство воспитывает сирот в детских домах, призревает стариков, учит детей и юношество в школах и университетах, лечит больных… А как это было во время моего детства, пусть об этом расскажет сам Амдурский — так, как он рассказал это когда-то мне:

— Понимаете, Шашенька, есть которые богатые (Амдурский произносит «бугатые») и которые бедные… Так об тех, которые богатые, пусть у нас с вами голова не болит, — им и без нас хорошо! А вот бедные… Умер бедняк, остались сиротки — куда им деваться? По улицам ходить, босыми ногами по снегу, копейки выпрашивать? Надо бы приют для них — так государства этого не хочет, у нее, у государствы, за сирот сердце не болит. Государства — она только о богатых думает: как бы этим бедненьким богатым получше жилось! Еще: живет бедный человек, работает, как последняя скотина, а когда он заболеет, никому до него и дела нет! Хочет — пусть выздоравливает, а не хочет, так нехай помирает… А прожил бедный человек до старости, всю силу из него работа выпила-высосала, куда ему деваться? Дети бедняков не учатся — государства для них школ не открыла и не откроет, ей на бедных детей наплевать…

Амдурский бережно снимает с колен свою удивительную шляпу и перекладывает ее на стоящий рядом стул:

— Ну, что с ней делать, с этой государствой? Надо на нее тоже наплевать, ничего от нее не ждать, а самим сложиться, кто сколько может, и открыть свои больницы, приюты, богадельни, школы…

Я хлопаю в ладоши:

— Очень хорошо!

— Да, хорошо, но трудно как! — Амдурский горестно качает головой. — Каждый человек платит, сколько может, в благотворительные общества: один платит аж двенадцать рублей в год, другой платит по десять копеек в месяц. И с этих денег мы имеем два госпиталя, — ваш папаша, дай Бог ему здоровья, работает в обоих и денег за это не берет. Имеем богадельню, — ваш дедушка там попечитель, тоже задарма́ много работает! Имеем «дешевую столовую», — за несколько копеек дают там бедняку тарелку супу с хлебом, кашу. Имеем приюты, имеем школы, только, ох, мало школ!.. Все — на эти деньги, что люди платят в благотворительные общества! Но нужно же, чтоб кто-нибудь обходил жертвователей и собирал с них взносы, — нет? Ну, так вот: я — такой сборщик! Я, Амдурский! И сколько нас таких — это же просто не сосчитать: ведь у русских — свои благотворительные общества, у поляков — свои, у немцев — свои…

— Я, Шашенька, — продолжает Амдурский, — не стремляюсь к богатству, пусть оно пропадет! Но я стремляюсь делать хорошее дело. Я получаю за свою работу несколько рублей в месяц — и живу на это с женой, с детьми. Мой средний сын Рувим скоро уже будет наборщиком — он учится в типографии. Живем себе, и хлеба хватает… почти хватает… — поправляется он. — Если посмотреть на меня вот так, не подумавши, конечно, у меня просто райская жизня! Целый день я на воздухе — гуляю из дома в дом. Люди меня — не буду грешить! — уважают ужасно. Я прихожу в дома, и везде говорят: «А, это Амдурский!» Правда, в иных домах это говорят зеленым голосом: «А, это Амдурский. Подумайте, он еще не околел, старая кляча!»

Александра Бруштейн, В рассветный час

Как нетрудно догадаться, далеко не все евреи, в том числе и богатые, отличались щедростью и готовностью раскошелиться. Поэтому между сборщиками пожертвований и богачами то и дело происходили пикировки и столкновения, оставившие заметный след в еврейском фольклоре:

Как-то раз пошёл магид из Дубно собирать цедаку (благотворительность) для бедных. Пришёл он к одному богачу, а тот захотел отделаться от него маленьким пожертвованием. Когда магид намекнул ему, что не пристало богатому так поступать и что другие, беднее его, дали значительно больше. Сказал богач:

— Может быть, это и верно, но я завещал большую сумму бедным.

На это магид ответил:

— Крестьяне выращивают кур и свиней. Курица несёт по маленькому яйцу в день, а свинья даёт много сала и мяса. Несмотря на это, все любят кур, даже разрешают им прыгать и перелетать по комнатам, а свинье отводят место подальше от дома. Что такого в свинье, что от неё стараются быть подальше, несмотря на всю выгоду, которую она приносит? Послушай, я скажу тебе: курица даёт то, что у неё есть — хоть это и небольшое богатство — сразу и каждый день, а свинья, наоборот, даёт много, но только после смерти.

 

Шайке Файфер как-то зашел к богачу за пожертвованием для одной бедной семьи. Тот протянул Шайке пятак.

Долго смотрел Шайке на пятак, потом поблагодарил и благословил богача такими словами:

— Дай вам Бог капитал в пять раз больше этого.

Богач вспылил и стал ругать Шайку, но тот спокойно ответил:

— У вас еще есть возможность дать мне две тысячи рублей под это благословение.

Ефим Райзе, Еврейские народные сказки show show В переводе Валерия Ароновича Дымшица

Развитая система еврейской благотворительности существует и в наши дни. Поэтому профессия сборщика по-прежнему остается востребованной.

Нищий

Напутствуя народ перед смертью, Моше предупреждал евреев: «Ибо нищие всегда будут среди земли твоей; потому я и повелеваю тебе: отверзай руку твою брату твоему, бедному твоему и нищему твоему на земле твоей» (Дварим, 15:11). Это предсказание сбылось. В любые времена и на любой земле среди евреев были те, кто жил подаянием. Причем среди них были как те, кто действительно не мог заработать на жизнь, так и профессиональные попрошайки, принципиально не желавшие работать.

Разумеется, профессиональные нищие были едва ли не у всех народов. Однако еврейского нищего от других побирушек нередко отличало осознание своей миссии. Свое занятие он полагал  едва ли не религиозным служением — ведь таким образом евреи получали возможность исполнить одну из важнейших заповедей Торы. Так что милостыню еврейский нищий часто не просил, а требовал. А если хозяин не спешил раскошелиться, или же просителю казалось, что тот недостаточно щедр, он не лез за словом в карман и не церемонился.

Еврейские нищие делились на оседлых, постоянно живших в одном местечке или городе, и кочевых. Первые нередко ходили за подаянием от двери к двери, или же побирались на каком-то определенном месте. Любимым местом еврейских нищих служили кладбища. Евреи хорошо помнили талмудическое высказывание «Милостыня спасает от смерти», поэтому, посетив могилы близких, обычно не скупились:

После свадьбы мы совсем неплохо жили. Как порядочной чете жить полагается. В долгу перед своей женой я как будто не оставался. Честное слово, отсохни мой язык, если вру! Ежедневно по утрам я, как полагается, отводил ее на место возле старого кладбища, где она обычно сидела на соломе и просила милостыню, причитая таким жалобным голосом, что всех за душу хватало… Перед осенними праздниками я водил ее за город, на кладбище, на большую ярмарку. Там она обделывала свои дела не хуже всякого рода служек, канторов, причетчиц, почтенных попрошаек, псаломщиков, благодетельниц, могильщиц, плакальщиц и иных слуг боговых. И доилась коровка, родные мои! На жизнь, что и говорить, хватало!

Менделе Мойхер-Сфорим, Фишка Хромой show show В переводе Михаила Абрамовича Шамбадала

Кочевые нищие перемещались из местечка в местечко, пешком или на телегах, нередко большими ватагами. Обычно их окружали заботой: пускали ночевать в синагогу или специальный приют (гекдеш, обычно грязный, зловонный и убогий), на субботу распределяли по семьям, чтобы они могли нормально поесть. При этом, однако, следили, чтобы они не задерживались слишком надолго.

Как уже было сказано, милостыня считалась одной из важнейших заповедей. Однако была и другая причина, почему евреи боялись обижать нищих. Согласно поверьям, под ветхими лохмотьями мог скрываться тайный праведник, или даже сам пророк Элиягу, проверяющий, как избранный народ исполняет заповедь о благотворительности:

Меер. По целому куску рыбы на человека, по тарелке жаркого. Затем еще сладкое. А перед обедом давали каждому мужчине по рюмке водки и всем по куску пряника.

1-й старик. Сендер знает, что делает. Если званому гостю не угодить — беда не велика. Самое большее, что обидится и будет дуться. А если нищий останется недовольным — можно большую беду нажить.

2-й старик. В том-то и дело, что с нищим не знаешь, с кем имеешь дело. Обыкновенного еврея сразу узнаешь, кто он: раввин, арендатор, купец. А у нищего иди-ка отгадай, кто там скрывается под лохмотьями. Может быть, обыкновенный нищий, а может быть, кто-нибудь из великих, какой-нибудь цадик, раньше чем он открылся миру, праведник, справляющий «изгнание» или же один из тех тридцати шести «сокрытых праведников», без которых рухнул бы мир.

1-й старик. А то и сам Илья-пророк!

2-й старик. Сокрытые праведники [Ведь он] всегда являются [является] в облике нищих [нищего] или мужиков [лирника]. Бешт, блаженной памяти, встречался с ними [Ильей-пророком] почти всегда на свадьбах и находил их [его] в компании нищих. Рассказывают, однажды Бешт пришел на свадьбу, но был очень расстроен и кого-то искал среди гостей. Потом он закурил трубку и стал петь. И вот из компании нищих, прибывших на пир, вышел один в сермяге, с толстой палкой в руке, подошел к Бешту, хлопнул его по плечу, рассмеялся и говорит по-хохлацки: «Гарно спиваешь, за те и поспиваешь». И исчез. Никто ни-чего не понял. И только через много лет Бешт открыл своим ученикам, что это был сам святой Ари, блаженной памяти [Илья-пророк] и пришел известить Бешта, что своим пением он успел отстранить грозное бедствие, которое должно было обрушиться на евреев…

1-й старик (вздыхает). Что и говорить. Ведь и в Талмуде сказано: «Относись осторожно к нищим».

Семен Ан-ский, Меж двух миров (Дибук)

Поэтому нищие нередко бывали желанными гостями на свадьбах, обрезаниях и других торжествах. Если у хозяев не было денег, нищего старались хотя бы накормить:

На бабушкиной кухне всегда можно было увидеть лохматых, оборванных попрошаек, которые сидели за столом и поглощали кашу или картошку с борщом. У этих бродяг был волчий аппетит, и они постоянно просили, чтобы им налили еще пару ложек. Один такой нищий до сих нор стоит у меня перед глазами. Это был обросший чернобородый человек с большой торбой за плечами, ужасный заика. Он часто приходил в Билгорай и всегда наносил визит на бабушкину кухню. Его было трудно накормить. Как правило, бабушка ставила ему две большие миски, одну с картошкой, другую с борщом. Нищий ел быстро, глотал торопливо. Не успевали оглянуться, как он уже говорил:

— Ре-ре-ре-ребецин, мне немного борща не хватает к к-к-к-картошке…

Бабушка наливала ему еще одну миску борща. Через минуту снова слышалось его заикание: — Ре-ре-ре-ребецин, мне немного к-к-к-картошки не хватает к борщу…

И так далее, без конца.

Исроэл-Иешуа Зингер, О мире, которого больше нет show show В переводе Игоря Валерьевича Булатовского

Если верить мемуарам, евреи подавали лучше своих соседей-христиан:

Однажды в Минске ко мне на улице подошел нищий и попросил милостыни. Это был человек преклонных лет, хилый, с кривыми ногами и бритым подбородком… «Да не будет добра Брафману, — сказал он. — Он-то и сделал из меня “мешумеда” (выкреста)… Он воспользовался моей бедностью и слабостью к горькой капле (он щелкнул себя по шее), заманил к себе, поил, обещал золотые горы, ну, я и попался». «А теперь жалеешь?» «Помилуйте, как не жалеть?.. Вы знаете — “наши” не отказывают бедным, потому и жилось сносно; не голодал и в будни, а по субботам и праздникам были у меня в доме, как у всех “наших”, и хала, и рыба, и мясо. А теперь веду собачью жизнь: жена и дети, опозоренные мною, бросили меня, ходить за милостыней к “нашим” стыжусь, да и не смею, — а “они” не привыкли давать. Затвердили одно: ступай работать! А в состоянии ли я работать или нет, — не их дело. Только в воскресенье на церковной паперти можно иногда что-то вымолить, да и там моя “жидовская рожа” часто отталкивает от меня жертвователей…»

Абрам Паперна, Из николаевской эпохи

Евреев, просящих милостыню, можно встретить и сегодня, особенно в религиозных районах. И, как и прежде, среди них встречаются как действительно нуждающиеся и больные,  так и ловкие мошенники, порой богаче тех, у кого они просят «на пропитание».

Бааль-шем (целитель)

Уже в XVII-XVIII веках в некоторых еврейских общинах были свои врачи с университетским образованием (евреям разрешали учиться медицине в некоторых университетах). Однако таких докторов, естественно, было очень мало, да и пользы от тогдашней медицины было не очень много. Поэтому люди лечились кто во что горазд, в том числе у бааль-шемов («повелителей Имени) — целителей, врачевавших болезни с помощью амулетов и заклинаний, содержащих различные имена Всевышнего.

Самый известный на сегодняшний день бааль-шем — безусловно, Исраэль бен Элиэзер (Бешт). Как свидетельствуют архивные документы, будущий основоположник хасидизма был официальным бааль-шемом еврейской общины Меджибожа, и получал за это жалование.

Был у р. Шмерла обычай, что даже тогда, когда жена рожала дочь, ездил он к Бешту, брал у него амулет и давал ему два червонных или больше, ибо был он в то время купцом, и имелось у него три тысячи злотых. А когда родился у него тот самый сын, поехал он к Бешту, чтобы взять у него амулет по своему обычаю.

Шивхей Бешт

Если Бешта при жизни знали только в родной Подолии, то другой бааль-шем, Самуил Фальк (1710–1782), поселившийся в Лондоне, получил всемирную известность. Истории о чудесах, совершенных Фальком, передавались из уст в уста. Блюдо, которое он заложил в ломбарде, чудесным образом оказалось в его доме. С помощью заклинания он мог наполнить чулан отборным углем. Когда во время поездки у его кареты отвалилось колесо, оно само покатилось вслед за экипажем. Во время большого пожара, угрожавшего синагоге, Фальк остановил пламя, написав на дверях четыре еврейских буквы (скорее всего, непроизносимое имя Всевышнего), и т.д.

Еврейские просвещенцы (маскилим) застали последних бааль-шемов. Естественно, в их глазах это были шарлатаны, наживающиеся на невежестве и суевериях еврейских масс:

В  это время приехал в город знаменитый баал-шем {Баал шем нечто вроде знахаря, пользующий от всех недугов, преимущественно от нечистой силы, падучей болезни и пр., разными амулетами и таинственными кабалистическими средствами.} Эта несчастная обратилась к нему, чистосердечно разсказала ему о своем несчастии и просила его о помощи. Если ему удастся помочь ей от неминуемаго несчастия, то она будет за него вечно Богу молиться, кроме того, что она ему заплатит за труды. Он ей сказал, что он подозревает у нея весьма опасную штуку; но, во всяком случае, предупредить какую-бы ту ни было опасность — для него сущая безделица, потому что он не какой-нибудь шарлатан, а настоящий баал-шем, знающий хорошо свое дело. По осмотре пациентки, он нашел, что ея опасения не напрасны, что ей и ея плоду угрожает неминуемая опасность; что мнимая черная свинья совсем не была свиньею, а это был потомок адскаго племени, нечистой силы, Хербуфилисцтополонь, который всегда преображается в нечистых животных, для того чтобы ему удобнее было проникнуть в чрева дочерей Израиля, в то время когда оне должны быть чистыми из чистейших. Вообще же, если углубляться вглубь кабалистики, то придем к тому заключению, что нечистых  животных совершенно не существует; существует только одна нечистая сила, в противуположность которой существует чистая сила и проч. и проч. до безконечности. Услуги свои он может предложить не менее как за 50 злотов, дешевле никак нельзя, потому что у него будет с ней очень много возни…..

Та, разумеется, согласилась, лишь бы избавиться от проклятаго Хербуфилисцикополона. Баал-шем написал на квадратном куске пергамента родже хон киломе сунули и нарисовал на его четырех углах изображение с особенными знаками {Оригинал этого замечательнаго амулета (камеа) хранится еще в Сеченовском музеуме древностей, в числе прочих редких исторических памятников.}, велел зашить этот пергамент вместе с вишневым зернышком, которое он ей дал, в кору и носить на шее; потом он велел достать совершенно чернаго петуха, зарезать его на перекрестке пред восходом солнца, распороть его, вынуть оттуда что-то, сварить из него бульон и пить его пред сном по чайной ложке. Разумеется, все это было буквально выполнено.

Николай Пружанский, Возникновение достопримечательного города Cеченовки

Сегодня профессиональных бааль-шемов практически не осталось. Как писала Наталья Кончаловская,

Прошла пора знахарского
Леченья на печи,
Народу служат преданно
Учёные, врачи.

Даже самые богобоязненные иудеи предпочитают лечиться у профессиональных медиков (среди которых есть немало религиозных евреев). Однако поскольку наука не всесильна, а суеверия сильны, в трудных случаях многие и сегодня обращаются заодно к раввинам или каббалистам, славящимся своими молитвами, благословениями и/или амулетами.

Рош йешива (глава йешивы)

Неотъемлемой частью традиционной еврейской жизни была йешива — высшее религиозное учебное заведения, где молодые люди изучали премудрость Торы. Руководителя этого заведения называли Рош йешива — «глава йешивы».

Нередко йешива создавалась под какого-нибудь известного ученого. В этом случае руководство общины приглашало его в город, и предоставляло здание и необходимые средства, из которых ученый содержал свою семью, выплачивал жалованье преподаватель, и обеспечивал всем необходимым своих учеников. Так, к примеру, была основана йешива в Остроге, которой руководил  известный комментатор Талмуда Давид бен Шмуэль Галеви (Таз):

Три года назад священный совет священной общины Острога пригласил меня обучать местных евреев Торе. Они создали для меня большой бейт-мидраш, ставший местом, где собирались знатоки Торы. К чести упомянутого совета, он выделил мне достаточно средств, чтобы содержать себя и мою большую и важную иешиву.

Если община была не готова раскошелиться на содержание йешивы, соответствующие расходы могли взять на себя частные лица. К примеру, тесть известного талмудиста р. Иегошуа Фалька содержал йешиву своего зятя, для которой он снял просторный трехэтажный каменный дом с многочисленными мансардами, где могло разместиться множество учеников.

Главой йешивы нередко «по совместительству» был городской раввин или даян. Однако это мог быть и просто знаток Талмуда, не занимавший никакой официальной должности.

Имя известного талмудиста служило лучшей рекламой учебного заведения: чтобы учиться у того или иного ученого, ученики были готовы отправиться хоть на другой конец страны:

Бородатый парень подозвал Ентл к себе и стал расспрашивать,  откуда она и куда держит путь. Ентл сказала, что хочет поступить в  иешиву…Парень дернул себя за бороду:– Тогда идем со мной в Бечев. Сам он учился уже четвертый год. Иешива в Бечеве небольшая, рассказывал он, всего тридцать учеников.  Бечевский раввин, глава иешивы, — настоящий мудрец. Он может задать десять вопросов и  на все вместе дать один ответ.

Учебная программа йешивы обычно состояла из двух предметов: Талмуд с классическими комментариями (Раши и Тосафот), и галахическая литература. Основной задачей йешивы считалась подготовка будущих раввинов, которые могли бы самостоятельно решать, каков закон в каждом конкретном случае. Для этого Рош йешива должен был хорошо знать Талмуд, канонические галахические тексты, а также многочисленные ашкеназские обычаи, особенно те, которым следовала его собственная община. Уровень раввина определялся, прежде всего, способностью выносить галахические решения, принимая во внимание все вышеупомянутые источники.

Большую часть времени студенты учились в парах, в которых один студент был новичком, а второй — из числа проучившихся несколько лет. В процессе обучения более опытный йешиботник подтягивал младшего, а заодно и сам лишний раз повторял материал. Глава йешивы  регулярно давал урок для всех учеников. (В некоторых йешивах могли быть и другие постоянные преподаватели (алуфей га-иешива), проводившие формальные уроки Талмуда и Галахи). Кроме того, обычно именно глава йешивы экзаменовал «абитуриентов», чтобы определить, достоин ли юноша учиться в его йешиве:

Весной 5655 (1895) года, после Песаха, было решено, что я и мой старший брат (он был старше меня на полгода) снова поедем в Кременчуг на учебу и нам надо постараться, чтобы нас приняли в йешиву к «Великому», которая считалась очень серьезной йешивой и пользовалась уважением среди ученых города и окрестностей. «Великий», глава йешивы, нас проэкзаменовал, и мы были туда радушно приняты. Мы с братом учились там целый год.

В йешиве мы учили трактат «Бава Кама». «Великий», глава йешивы, вел свой урок два раза в неделю, большей частью отвечая на вопросы приходивших к нему учеников. Он сидел возле арон кодеша, перед ним лежала раскрытая Гемара. Он не только отвечал на вопросы учеников, но и давал им советы, как лучше продвигаться в учении.

Бен-Цион Динур, Мир, которого не стало show show В переводе Аси Вайсман и Стаса Могилевского

Глава Иешивы («рошгашива») определял каждый день новый раздел текста для самостоятельной читки. По четвергам рошгашива проверял как хорошо иешивотники усвоили текст. Останавливались над каждым абзацем. Происходили длинные рассуждения, дискуссии. Рошгашива задавал закавыристые вопросы. Изучать Талмуд мне приходилось самостоятельно по многочисленным комментариям к главному тексту. Комментарии создавались на протяжении долгих веков учеными талмудистами. Между собой они вели споры, противоречили друг другу.

Змитрок Бядуля, Йешива show show В переводе Владимира Малаховского

В хасидских йешивах правой рукой главы йешивы был машпиа («влияющий»), своего рода завуч по духовным вопросам. Машпиа следил не столько за успехами в учебе, сколько за духовным ростом и нравственным состоянием йешиботников. Среди прочего, именно машпиа часто отвечал за организацию фарбренгена — традиционного хасидского застолья, во время которого песни и танцы чередуются с рассуждениями о Торе.

В наиболее известных йешивах способные студенты получали небольшую стипендию. Кроме того, руководство йешивы заботилось, чтобы у неимущих и иногородних студентов были кусок хлеба и крыша над головой. Больших расходов это не требовало: студенты ночевали прямо на лавках в учебном зале, а питались у местных жителей, каждый день в другой семье. Такая система называлась «есть дни»; ее описание оставил, к примеру, Самуил Плавник, бывший йешиботник, порвавший с религией и ставший классиком белорусской литературы Змитроком Бядулей:

Я всегда чувствовал свою зависимость от каждого из них. Это ощущение было очень неприятное, унижающее человеческую пригодность, честь и достоинство. При встрече с Субботой, Вторником или Пятницей я всегда низко кланялся, говорил «Здравствуй». Мне все казалось, что мой день в образе человека сейчас обзовет меня «дармоедом». Бывали и такие случаи. Случалось, что хозяйка — жена Воскресенья или Понедельника приказывала мне выносить на двор помои, приносить из колодца ведро воды или покачать ребенка.

Многие из иешивотников, и я в том числе, жили в синагоге. Мы спали на жестких скамьях, словно пассажиры в жестких вагонах поезда.

В XIX – начале XX века наибольшей известностью пользовались йешивы Восточной Европы, прежде всего в Литве. В религиозном еврейском мире их главы пользовались огромным авторитетом. Некоторые из этих прославленных учебных заведений сохранились до наших дней и продолжают работать в Израиле или в США.

Цадик (хасидский наставник)

До середины XVIII века еврейская элита состояла из знатоков Торы и богачей. С появлением хасидизма она пополнилась новой группой — лидерами и наставниками различных хасидских групп, которых называли цадик («праведник») или ребе («учитель»).

Первыми цадиками стали ученики основоположников хасидизма, Исраэля Бешта и его преемника Дов-Бера из Бердичева. Поселившись в каком-либо городе или местечке, такой харизматичный лидер собирал вокруг себя группу последователей, для которых становился учителем и наставником. Первое время подобные группы распадались со смертью лидера: стоило цадику умереть, как его последователи расходились кто куда в поисках других учителей. Со временем должность цадика стала наследственной: после смерти наставника его преемником становился сын, брат, зять или другой родственник.

Шамес Мендл вышел на пару минут, а когда вернулся, увидел, что ребе мертв. Мендл поднес к его ноздрям перышко. Оно не шевельнулось.

— Благословен Судия справедливый!

А где [сын покойного ребе] Йойхенен? Где он? Йойхенен!.. Йойхенен!.. Хасиды разливают водку, кричат: «Слава нашему ребе!»

Вперед выступает шамес Мендл.

— Евреи, перед Богом свидетельствую, что ребе, благословенна его память, завещал свое место Йойхенену! — ревет он. — Я своими ушами слышал. Чтоб мне так же услышать рог Мессии!

Хасидские наставники были очень разными людьми: одни считались выдающимися знатоками Торы, другие имели репутацию чудотворцев. К одним приезжали за советом, к другим — за амулетом или благословением. В любом случае для хасидов слово ребе было законом и истиной в последней инстанции.

Поездка к цадику была важнейшим событием в жизни каждого хасида. Больше всего народу собиралось у ребе на праздники. Для многочисленных паломников около резиденции цадика строили специальные гостиницы и постоялые дворы, но места порой все равно не хватало, и хасиды ночевали в синагоге, у местных жителей или прямо на улице.

Некоторые цадики вели достаточно скромный образ жизни. Другие жили на широкую ногу, как, например, рабби Исраэль Фридман, известный как Ружинский (Рижинский) Ребе, поселившийся  недалеко от Черновиц, в небольшом местечке Садигира. Писатель Эли Визель, выросший в Венгрии, где сохранилось немало воспоминаний о роскоши садигорского двора, писал:

Его элегантная одежда была сшита на заказ. С самого начала он страстно жаждал богатства и преклонялся перед красотой. Ему принадлежал дворец с музыкантами, слугами и конюшнями. Его синагога в Садигоре вмещала три тысячи верующих. Он никогда не выходил без свиты, состоявшей из сотни помощников, приближенных, поваров, кучеров, музыкантов. На Пасху гости ели с золотых тарелок». Аналогичные свидетельства мы находим во многих еврейских и нееврейских источниках. К примеру, некий христианин, побывавшего в те годы в Садигоре, вспоминал, что дом рабби Исроэла  «имел вид княжеского жилища и выделялся роскошью обстановки»,   а сам цадик регулярно выезжал в великолепной карете с серебряными ручками дверец, на четырех рысаках, в сопровождении  множества слуг и лакеев. 

Другой цадик, рабби Мордехай (Мотл) Тверский (Чернобыльский ребе) построил в своей резиденции роскошный дом, и выезжал в великолепных экипажах. Другой цадик из той же семьи, Давид Тверский (Талнер ребе; 1808–82), окружил себя канторами и клезмерами, и принимал посетителей, сидя в  серебряном кресле, на котором были выгравированы слова: «Давид, царь Израиля, жив и здравствует».

Время от времени хасидские наставники объезжали своих последователей. Приезд цадика неизменно становился событием:

С утра начиналось великое и томительное ожидание появления цадика. Все жители местечка толпятся по той улице, пo которой он должен приехать, впиваясь жадными глазами в даль, не мчится ли уже обратно верховой гонец, высланный навстречу гостю. Тут же, на улице, размещается и местечковая капелла со своими инструментами, готовая каждую минуту заиграть встречный «добрыдзень». Все волнуются, все ждут. И вот гонец летит обратно стрелой. Через несколько минут появляется вдали и колесница цадика, двигающаяся медленно среди  приветствующих  хасидов. Вдруг раздается бравый встречный гимн. Все отправляются вслед за каретой в назначенную для цадика и его свиты квартиру.

Свита, находящаяся неотлучно у персоны ребе, состоит из нескольких «габоим» и самых преданных ему хасидов, которым оказывается предпочтение во всех парадных выступлениях цадика. Все его дела проходят через их руки. …В синагоге страшная давка. Из всех синагог приходят сегодня молиться в нашу. Вот в дверях синагоги показывается ребе со своей свитой. Все рвутся навстречу пожать ему рук и  вообще лицезреть его.

Иехиель Равребе, Свадьба Макаровского цадика

В глазах хасидов, святостью обладали не только личность, учение или благословения ребе, но даже его личные вещи. На хасидских застольях (тиш) собравшиеся наперегонки доедали объедки кушаний, оставленных цадиком — считалось, что они являются источником благословения и духовной силы.

— Ты куришь, — продолжает рабби, — глиняную трубку, как извозчик.

У Хаим-Боруха выпала трубка изо рта.

— Скажу Соре-Ривке, — пролепетал он.

— Скажи, скажи! Пусть она тебе купит длинный чубук… Вот тебе мой праздничный для образца. Точно такой, чтоб был…

И рабби протягивает Хаим-Боруху свой чубук.

В этом чубуке и было все дело.

Не успел Хаим-Борух вернуться домой, как в местечке стало известно, что он везет с собой праздничный чубук рабби.

Только слез Хаим-Борух с телеги, сто человек уже просили у него одолжить им чубук на месяц, на неделю, на день, на час, на минуту, хотя бы на секунду…

Всякий был готов его озолотить.

А у Хаим-Боруха один ответ:

— Не знаю… Спросите Соре-Ривку!

Сам бог внушил ему эти слова.

У Соре-Ривки отлично поставлено дело…

Восемнадцать грошей за затяжку! Восемнадцать грошей, не меньше!

И чубук помогает.

Ицхок-Лейбуш Перец, Чубук рабби show show В переводе Ривы Рувимовны Рубиной

В числе последователей цадика нередко оказывались не только евреи, но и неевреи, в том числе и знатные. К примеру, у упомянутого Ружинского Ребе регулярно бывал фельдмаршал князь Витгенштейн, который даже хотел подарить цадику дворец в одном из своих местечек.

У цадиков было немало противников, как из числа традиционной религиозной элиты, так и среди просвещенных евреев, считавших хасидских наставников обманщиками и шарлатанами, а их учение мракобесием. Тем не менее, у них оставалось немало поклонников и последователей.

В XX веке, с началом массовой политики, многие цадики, наряду с главами ведущих йешив, вошли в руководство партии «Агудат Исраэль», самого влиятельного политического объединения ультра-ортодоксального еврейства.

Штадлан

Веками евреи жили под властью других народов, и полностью зависели от благосклонности местных властей. Соответственно, им нужны были специальные переговорщики, умеющие разговаривать с начальством, пользующиеся его уважением (благодаря своему богатству, образованию и т.д.) и готовые хлопотать за еврейскую общину или отдельных евреев: добиваться отмены невыгодных для евреев мер, просить о снисхождении или помиловании, и т.д. Таких людей стали называть штадланами (ходатаями).

Первом штадланом в истории был, видимо, еврей Мордехай, ставший визирем персидского царя Ахашвероша, и использовавшего свое положение в интересах своих соплеменников:

Мордехaй иудей был вторым по царе Артаксерксе и великим у иудеев и любимым у множества братьев своих, ибо искал добра народу своему и говорил во благо всего племени своего.

Книга Эстер, 10:2

Позже многие общины имели профессиональных штадланов, получавших деньги за и на свою деятельность. На их содержание порой вводились специальные внутриобщинные налоги. Однако довольно часто соответствующие обязанности добровольно брали на себя влиятельные евреи, снискавшие расположение власть имущих: придворные врачи, банкиры, богатые евреи и т.д.

Обер-гоф-фактор Липман, в просторном бухарском халате и ермолке, едва прикрывавшей его большую лысую голову, сидел, развалясь в кресле у окна, на солнышке…

Шлепали туфли Авраама. Липман насторожился.

— Реб Исаак, вы не спите? — тихо спросил с порога приказчик.

Липман повернулся к двери.

— Ну, кто там?

Из-за авраамовых плеч он увидел черноволосого Вульфа, сына Боруха.

— Это ты, Вульф? Входи! Что скажешь?

— Беда, реб Исаак!

— Что такое? — встрепенулся Липман. — Что-нибудь с ним? — не называя Боруха по имени, спросил он.

— Да, — печально ответил Вульф. — Ко мне сейчас пришел сенатский копиист Хрущ. Я его уже два раза поил, чтобы он передавал мне все. Так он говорит, Юстиц-Коллегия отказывается писать сентенцию, говорит — дело еще не выяснено… Хочет, чтобы отца пытали…

Предстояло неотложное дело.

— Аврум, беги, скажи, чтоб сейчас же запрягали лошадей: я поеду к герцогу! Скорей!

Леонтий Раковский, Изумленный капитан

Главным орудием штадланов были их неформальные связи в коридорах власти. Хорошо помогали и обычные взятки. К примеру, в 1827 году русские евреи собрали огромную сумму, чтобы не допустить принятия указа о рекрутской повинности:

Секретно
Его Императорскому Высочеству,
Государю Цесаревичу Великому
Князю Константину Павловичу
Генерал-адъютанта Бенкендорфа

Рапорт

Начальник IV округа корпуса Жандармов, Генерал майор Родзянко, уведомил меня, что в первых числах декабря с.г., приезжал в город Херсон бердичевский раввин Айзик, для сбора с богатых Евреев складочных денег, в распоряжение Еврейских депутатов, находящихся в С.-Петербурге, и требующих, от живущих в разных местах России Евреев капитала в 100 000 рублей для обработания какого-то дела; и что сей сбор производится тремя человеками, посланными в разные губернии с книгами.

В XIX – начале XX века в России в роли штадланов нередко выступали представители богатых столичных семей, например, бароны Гинцбурги — богатейшее семейство банкиров и владельцев золотых приисков, активно участвовавшее в еврейской жизни и жертвовавшее огромные суммы на благотворительность. Благодаря богатству Гинцбурги были вхожи в самые высокие кабинеты.

Министр внутренних дел Игнатьев был инициатором нового антиеврейского законодательства, вошедшего в историю как «Майские правила» (приняты правительством 3 мая 1882 года). Предыстория «Майских правил» такова. В 1881 году после убийства императора Александра II по черте оседлости прокатились погромы. Многие считали, что они инспирированы правительством, опасавшимся вспышки революционного движения. Погромов было так много, что Александр III предложил Игнатьеву заняться расследованием их причин и выработать предложения по предупреждению подобного в будущем. Граф подготовил доклад, из которого следовало, что в погромах виноваты… сами евреи, которые якобы беспощадно эксплуатируют крестьян. Поэтому предлагалось выселить евреев из деревень (идея, заметим, не новая). Министр не жаловал евреев, но очень любил деньги, которых ему всегда не хватало. Поэтому прежде чем нести доклад царю, Игнатьев показал его Гинцбургу и намекнул, что за два миллиона рублей (по другим источникам — за миллион) он может быть совершенно изменен. Барон не сумел достать неслыханную сумму, но все же за меньшую взятку (около ста тысяч рублей) закон был несколько смягчен.

Михаил Бейзер, Евреи в Петербурге

С появлением публичной еврейской политики для сионистов и других еврейских националистов слово «штадлан» стало бранным: от еврейских депутатов и лидеров требовали, чтобы они отказались от закулисных ходатайств и тайных переговоров, но смело заявляли со всех трибун о еврейских национальных правах. Однако на практике евреям все равно приходилось прибегать к традиционным методам — как, например, в феврале 1915, когда еврейские депутаты Думы Бомаш и Фридман конфиденциально встретились с премьером Горемыкиным, и просили его унять антисемитизм российских военных:

Н.М.Фридман: Представляет членов депутации. Горемыкин усаживает и предлагает курить.

Цель нашего посещения ознакомить высшее правительство с положением еврейского населения в Польше.

Горемыкин: Знаю, знаю… печальное положение…

Н.М.Фридман: Да, Ваше Высокопревосходительство, но из последнего заседания Гос. думы я вынес впечатление, что правительство не вполне осведомлено о действительном положении дела.

Горемыкин: Как же, я знаю. Происходят погромы, расхищают имущество, выселяют, но что же я могу с ними поделать.

Н.М.Фридман: Все же я полагаю, что Вы, как глава правительства…

Горемыкин: Глава правительства…, глава правительства…, но что же я могу…

Стенограммы встреч министров русского правительства с представителями еврейской общественности в 1915 г.

Пекарь

В принципе, еврейские пекари занимались тем же, чем и их коллеги других национальностей и вероисповеданий. Однако особенности традиционного еврейского уклада вносили в их профессию свои коррективы.

Прежде всего, еврейские пекари пекли не только обычный хлеб, но и халы — специальные булки из пшеничной муки, которые подавали на стол по субботам и праздникам. Существовали сложные традиции, какой именно хлеб нужен на каждый праздник:

Хлеб на Йом-Кипур печется в форме лестницы. Это означает, что каждый еврей должен подниматься на небо по ступеням, дабы обрести милость Бога….

На Гошано Рабо снова всю ночь читают Тору. В этот день белый хлеб печется в форме птицы. Говорят, что в этот день на небесах принимается окончательное решение, кому жить, а кому умереть, и что эта птица летит на небо и приносит записку с вынесенным приговором.

Полина Венгерова, Воспоминания бабушки show show В переводе Эллы Владимировны Венгеровой

Во-вторых, накануне субботы еврейские хозяйки относили в пекарни и оставляли в тамошней большой печи горшки с чолнтом, которые дома было негде хранить. Благодаря этому в субботу в еврейских домах была горячая еда.

Макс вышел на балкон, в доме раввина он уже чувствовал себя своим человеком. Окинул взглядом улицу. Сразу видно, канун субботы. Пекари продают не сдобный хлеб, а халу, рулеты со смородиной и коржики. Евреи идут из миквы: лица красные, пейсы и бороды мокрые. Тут и там уже закрываются лавки. Видно, как в окнах мужчины и женщины расставляют на столах свечи, девушки несут в пекарни горшки с чолнтом.

Исаак Башевис-Зингер, Пена show show В переводе Исроэла Некрасова

Ну и, наконец, на Песах евреев нужно было обеспечить мацой — опресноками, выпекаемыми в соответствии со сложной системой правил, нарушение которых делало продукт некошерным и запрещенным в Песах не только в пищу, но и для хранения. Поэтому для выпечки мацу строили специальные печи, закупали отдельное оборудование. Если мацы нужно было много, к выпечке привлекали дополнительных работников, обычно женщин:

Широкий двор, большое кирпичное здание — какой-то завод. Внизу, в подвале, — просторная комната, освещенная газовыми рожками. Зияет огненная пасть огромной печи. По стенам новые, начисто выструганные столы. Евреи в балахонах, женщины в белых передниках, девушки с лукаво смеющимися глазами. Говор, шум, точно на ярмарке. Таков “подряд”, где пекут мацу.

— Хорошо, что вы вовремя приехали! — встречает Сарру пекарь Пейсах-Герш, мужчина с блеклым лицом и жидкой растительностью на выдающемся подбородке. — А уж мы собирались выключить вас из очереди!

— Досталось бы вам от моего мужа! — говорит Сарра. — Ведь вы его знаете!

— Знаю, знаю! У меня хорошая память! — отвечает Пейсах-Герш и, повернувшись в сторону работников, вдруг начинает сыпать зычным голосом раешника на особом “подрядном” диалекте:

— Эй вы, бабы, молодицы! Подоткните сподницы! Разговоры кончайте! Работу начинайте! Муку в ушаты! Мацу на лопаты! Реб Залманбер, очнитесь, живей шевелитесь! Поменьше шума, голубушка Фрума! Веселей, ребята! Не торчи торчком! Вертись волчком!..

— В добрый, счастливый час! — говорит Сарра, засучивая рукава.

Шолом-Алейхем, Кровавая шутка show show В переводе Давида Иосифовича Гликмана

Сегодня большая часть мацы выпекается на фабриках или в специальных мацепекарнях машинным методом. Однако небольшую часть по-прежнему мацы пекут вручную, в специальных мацепекарнях. Обычно такая маца соответствует повышенным стандартам кошерности, и стоит на порядок дороже машинной.

Бааль токеа (трубач)

О празднике Рош га-Шана (еврейский Новый год, Новолетие) в Торе сказано: «Трубите в этот месяц в шофар, в новолуние — на день праздника нашего» (Тегилим, 81:14).  Согласно разъяснению мудрецов, речь идет о заповеди трубить в шофар — духовой инструмент, сделанный из рога барана или козла. Слушать трубление должны все, и мужчины, и женщины.

В шофар трубят после утренней молитвы, а также во время повторения кантором молитвы Мусаф. Трубные звуки должны были пробудить в сердцах евреев мысль о раскаянии, а так же напомнить им о жертвоприношении Ицхака на горе Мория, даровании Торы, и грядущем приходе Машиаха, который соберет «потерявшихся в земле ассирийской, и заблудившихся в земле египетской».

На Рош а-Шана существует три вида трубления: ткия — долгий протяжных звук, шварим — три коротких, труа — девять коротких прерывистых. Формально трубить в шофар может любой еврей. Но поскольку трубление — особое искусство, требующее, помимо всего прочего, сильных легких, умельцы, способные трубить громко и красиво, пользуются спросом, и порой  могут заработать своим искусством:

Помолились, тогда один из прихожан говорит: «А кто же нам протрубит в рог?» — «Протрубить? — отзываюсь я. — Разрешите мне…» Вы, пожалуй, спросите, откуда я умею трубить в рог? А дело вот в чем: трубачом я дома действительно не был. И отец мой — тоже. И дед не был. Но, — мальчишки-озорники, мы в праздники, бывало, раздобудем где-нибудь рог и спорта ради трубим в него до тех пор, пока служка не выгонит из синагоги. Короче говоря, — я это дело знаю, и, как вы говорите, — раз сказано, что он может, так о чем толковать… И вот взял я в руки рог, да как протрубила — сначала с трелями, а потом закончил на одной ноте, протяжным звуком, ну, прямо-таки отсюда до Бруклинского моста! Услыхав такую музыку, прихожане и говорят: «Откуда будете, молодой человек?» — «А не все ли вам равно?» — отвечаю я. «Может быть, останетесь у нас трубить на праздники? — спрашивают они. — Наш трубач умер». — «Если бы это могло меня прокормить, — говорю я, — пожалуй». — «Делать жизнь, — отвечают они, — одним этим трудновато. Разве что вы бы еще что-нибудь делали к тому же…» — «А именно? — спрашиваю. — Что мне еще делать? Быть к тому же кучером? Подметальщиком или дворником?» А они мне: «Коль скоро вы трубач, то есть умеете трубить в рог, мы не можем предложить вам такие грубые работы. Единственное, что мы могли бы вам дать, это «ченс», чтобы вы могли трубить еще в одной синагоге…» Это заставило меня подумать: коль скоро я буду иметь шанс трубить еще в одной синагоге, то почему же я не могу трубить еще в двух синагогах? А почему не в трех? И я пошел по Даунтаун из одной синагоги в другую, из одной молельни в другую. Всюду делал пробы, показывал свое искусство, всюду имел величайший успех, потому что, когда я трублю в рог, сбегаются из всех молелен. Меня слушали судьи, конгрессмены, ассамблимены, и все говорили: «Поразительно!» Можете себе представить, в первый год я имел одну синагогу и две молельни. На следующий год — три синагоги и пять молелен.

Шолом-Алейхем, Мистер Грин находит себе занятие show show В переводе Михаила Абрамовича Шамбадала

Помимо Рош а-Шана, в шофар трубят в элуле (летний еврейский месяц, предшествующий Новолетию), дабы пробудить в сердцах мысль о раскаянии.

Рабби Буним рассказывал такую историю: «Рабби Элиэзер из Амстердама плыл на корабле в Святую землю, и вот в канун Нового года сильнейший шторм едва не пустил корабль ко дну. Перед рассветом рабби Элиэзер велел всем хасидам подняться на верхнюю палубу и при первых лучах зари трубить в шофар. И после звуков шофара море утихло.

Только не надо думать, — добавлял рабби Буним, — что рабби Элиэзер намеревался таким образом спасти корабль. Напротив, он был почти уверен в том, что они все потонут, но перед смертью он хотел выполнить святую заповедь и протрубить в шофар. Если бы он хотел спасти таким образом корабль от гибели, то вряд ли бы ему это удалось.

Мартин Бубер, Хасидские предания show show В переводе Виктора Гопмана

Кроме того, трубным звуком шофара завершается долгое богослужение Судного дня.

Шнорер (сборщик пожертвований)

Испокон веков еврейские учебные и благотворительные учреждения, не получавшие никаких казенных дотаций, существовали на деньги частных благотворителей. Для сбора пожертвований некоторые еврейские учреждения (например, йешивы) нанимали специальных людей, оставлявших себе часть собранной суммы в качестве заработка. Таких сборщиков называли шнорерами.

Когда рабби Яаков-Давид бен Зеев Виловский, известный как РиДВаз, открыл в Слуцке йешиву, он лично объехал местечки вокруг Слуцка для сбора пожертвований. Приехал он и в Любань.

Моему отцу довелось присутствовать при разговоре между рабби Вилковским и городским раввином рабби Иерусалимским. Обратившись к отцу, гость сказал ему: «Реб Бер, ваши ученики завтра станут студентами слуцкой йешивы. Поэтому вы просто обязаны стать сборщиком пожертвований для нашей йешивы».

Шломо Кацнельсон, Реб Дов-Бер Кацнельсон, благословенной памяти

Как видно из приведенной цитаты, среди сборщиков пожертвований встречались весьма достойные люди, знатоки Торы. Тем не менее, у евреев шнореры пользовались не лучшей репутацией. Во-первых, они отличались назойливостью, а во-вторых, их, не всегда безосновательно, подозревали в том, что они оставляют себе слишком много денег. (Не говоря уже о жуликах, которые просто присваивали себе всю собранную сумму). Поэтому неудивительно, что шнорерами называли не только профессиональных сборщиков, но и просто назойливых попрошаек, отличавшихся наглостью и бесцеремонностью:

Фред Кого утверждает, что “шноррер” — это: нищий с претензией на респектабельность, нахлебник, проныра, мелкий жулик, паразит, всегда готовый извернуться и получить деньги с другого, словно это его неотъемлемое право.

В каждой европейской еврейской общине был по крайней мере один “шноррер”, а часто и целый взвод. Это был не обычный попрошайка. Он никогда не лебезил и не скулил, а выдавал себя за высококлассного специалиста в тонком искусстве выколачивания денег из ничего и ни за что. Он не попрошайничал — он требовал, этот непревзойденный мастер обхаживания и выдаивания денег. Наглый, нахальный, часто грубый, он мог производить исключительно отталкивающее впечатление. “Шноррер” мог отругать того, кто “недодал” ему или вообще отказывался выполнить его претензии. “Шнорреры” считали себя неофициальными агентами Бога, который наказал всем евреям помогать бедным и несчастным и таким образом заслужить себе благословение Божье.

Стэнли Крамер, Трое раввинов в лодке show show В переводе Юрия В. Бехтина

Развитая система еврейской благотворительности существует и в наши дни. Поэтому профессии шнорера по-прежнему остается востребованной.

Пока носильщик заканчивал с чемоданами, к рабби подошел моложавый человек в длинном кафтане и широкополой черной фетровой шляпе ортодокса, с густой бородой и длинными, тщательно завитыми пейсами. Он спросил на идиш:

— Вы из Америки?

— Да.

— Вы, наверно, здесь впервые?

— Да.

— Тогда я уверен, что вы бы хотели, чтобы вашим первым действием на этой святой земле был акт милосердия. Я собираю на йешиву…

Расплачиваясь с носильщиком, Гитель нечаянно услышала это и разразилась речью на иврите:

— Постеснялся бы! Человек впервые в стране, только что приземлился, и на него тут же налетают всякие шнореры. Какое у него будет впечатление о нас? — Она втолкнула рабби в машину и села за руль.

Гарри Кемельман, В понедельник рабби сбежал show show В переводе Татьяны Иванько

Титульная иллюстрация: Сцена в гетто, Хестер стрит. Benjamin Joseph Falk, ca 1902 / Библиотека Конгресса