Прочтение известной истории суда Шломо с учётом мидрашей и талмудической юриспруденции может сильно отличаться от обычного.
Вскоре после того, как Шломо взошел на престол, молодому царю представился замечательный случай доказать подданным свою мудрость — разрешив тяжбу между двумя блудницами:
Пришли две женщины блудницы к царю, и стали пред ним. И сказала одна женщина: о, господин мой, я и эта женщина, живем в одном доме; и родила я при ней в том доме. На третий день после того как я родила, родила и эта женщина; и были мы вместе, и никого постороннего с нами не было в доме, только мы вдвоем были в доме. И умер сын этой женщины ночью, потому что она заспала его. И встала она среди ночи, и взяла сына моего от меня, когда раба твоя спала, и положила его у своей груди, а своего мертвого сына положила у моей груди. И встала я утром, чтобы покормить сына своего, и вот, он мертвый. А когда я присмотрелась к нему утром, то (увидела, что) это не мой сын, которого я родила. И сказала та другая женщина: нет, твой сын мертв, а мой сын живой.
Млахим I, 3:24
О мотивах, заставивших женщину украсть чужого младенца, Писание ничего не сообщает, возможно, полагая их самоочевидными. Однако настоящие талмудисты не любят простых и очевидных решений, предпочитая им более сложные логические конструкции, охватывающее максимальное количество еврейских источников. Именно такую конструкцию и выстроил в данном случае рабби Мордехай Корнфельд из иерусалимского района Хар Ноф.
Начнем с мидрашей. Согласно Ялкут Шимони, 2:175, женщины, явившиеся на суд к Шломо, были не просто представительницами одной профессии, но и родственницами: их мужья приходились друг другу отцом и сыном, так что одна из истиц оказалась тещей другой.
Согласно другому мидрашу (Когелет Раба, 10:16), обе блудницы были вдовами, причем других детей ни у них, ни у их покойных мужей не было. Соответственно, их случай подпадал под библейский закон о левиратном браке:
Если братья жить будут вместе, и умрет один из них, а сына нет у него, то да не выходит жена умершего за человека чужого, вне семьи: деверь ее должен войти к ней и взять ее себе в жену, и исполнит заповедь, возложенную на деверя. И первенец, которого она родит, будет считаться сыном брата его умершего, чтобы не изгладилось имя его в Израиле.
Дварим, 25: 5-6
Если деверь не хотел жениться на вдове, он должен был совершить церемонию халица, так же описанную в Торе.
Законы левиратного брака (ибум) и халицы подробно разбираются в Талмуде в трактате Йевамот. Основные правила звучат так:
- Человек должен умереть бездетным. Если у мужчины были дети, но все они умерли, такой человек так же считается бездетным (Йевамот, 87б).
- Если у человека не осталось детей, но остались внуки, он не считается бездетным, и его брат не обязан жениться на его вдове (Йевамот, 70а).
- Усопший не считается бездетным, даже если его потомок родился за несколько часов до его кончины. Однако если этот ребенок проживет меньше 30 дней, он считается изначально нежизнеспособным, и его вдова должна вступить в левиратный брак (Йевамот, 111б).
- Закон о левиратном браке имеет силу, только если у покойного остались братья. Если их не осталось, вдова может выйти замуж за кого угодно.
- Если деверь несовершеннолетний, вдова все равно должна выйти за него замуж (Йевамот, 105б). Если вдова хочет выйти за него замуж, она должна подождать, пока деверю не исполнится 9 (Нида, 45а). Если же она этого не хочет, ей придется ждать до его 13 лет, поскольку только тогда, став совершеннолетним, он сможет совершить обряд халица.
А теперь вернемся к суду Шломо. По мнению средневекового комментатора Менахема Меири, теще и невестка родили одновременно, и на момент, когда один из младенцев умер, им еще не исполнилось 30 дней. Соответственно, мать, потерявшая ребенка, теперь подпадала под закон о левиратном браке (Правило 3). Ей этого не хотелось, и она подменила детей.
Теперь остается понять, чей ребенок умер, тещи или невестки. Предположим, что тещи. Однако в рамках данного рассуждения у нее не было мотива. Даже если ее собственный сын (муж ее невестки) умер раньше ее мужа, у него все равно оставался внук (сын ее невестки). Соответственно, закон о левиратном браке на нее не распространялся (Правило 2).
Однако если предположить, что ребенка заспала невестка, то все встает на свои места. Ее сын умер прежде, чем ему исполнилось 30 дней — значит, ее покойный муж формально стал бездетным (Правило 2). Поскольку у мужа остался брат (сын ее тещи), по закону она должна была выйти за него замуж (Правило 4). А поскольку деверь только появился на свет, ей предстояло ждать 9 или 13 лет, в зависимости от того, захочет или нет она стать его женой (Правило 5).
Такие перспективы женщину не устраивали. Поэтому она пошла на преступление.
Если это предположение верно, это объясняет, почему Шломо предложил решить дело столь оригинальным образом, и почему преступница повела себя так, как повела:
И сказал царь: подайте мне меч. И принесли царю меч. И сказал царь: рассеките живого младенца надвое и отдайте половину одной и половину другой. И сказала та женщина, которой (принадлежал) живой сын, царю, потому что поднялась в ней жалость к сыну своему, и сказала: прошу, господин мой, отдайте ей этого живого ребенка и не умерщвляйте его. А другая сказала: пусть же ни мне, ни тебе не будет — рубите!
Млахим I, 3: 24-26
С точки зрения племянницы, убийство младенца было просто идеальным решением. Во-первых, это избавляло ее от необходимости растить чужого ребенка. А во-вторых и в главных, в этом случае у ее мужа не оставалось живых братьев — и, соответственно, она могла выйти замуж за кого угодно и в любое время!
Действительно ли дело обстояло так, как сказано в мидрашах (написанных через сотни лет после описываемых библейских событий), мы, естественно, никогда не узнаем. Однако, во-первых, se non è vero, è ben trovato. А во-вторых, в рамках предложенной конструкции история, описанная в Библии, становится «чисто еврейским» преступлением, имеющим смысл исключительно в рамках талмудического законодательства.
Неции, правда, могут спросить, что мы думаем о законе, загоняющем женщин в подобные ловушки. Но это уже тема для отдельного разговора.